«Титаник» утонет
Шрифт:
Ведь Кафка выводит на первый план не убийства или репрессии, хотя они и встречаются в его фантазиях, а атмосферу всеобщего абсурда и подозрительности, которую может воспроизвести только тот, кто жил в ней или же зашел
Как определить этот феномен? Спустя почти век после смерти Кафки способность чешского писателя показать ужас порожденного ХХ веком тоталитаризма [17] по-прежнему заслуживает самой высокой оценки.
Однако в силу того, что многие читатели относятся к предвидениям в сочинениях Кафки с энтузиазмом, требуется внести ясность и в этот вопрос. Ибо есть основание полагать, что писатель вряд ли сознавал, против чего он предостерегает, и вряд ли намеревался извещать читателей о своей прозорливости, как это сознательно делали библейские пророки. Но, делая
17
В «Exeg`ese d’une legendе. Lectures de Kafka» (Editions de l’Eclat, 2006, p. 72) Стефан Мозес вспоминает, как Брехт объяснял, почему он считает Кафку писателем великим и никаким одновременно. По мнению Брехта, в творчестве Кафки сошлись два противоположных жанра: притча и видение. Но если Кафка умел «видеть то, что будет», «видеть то, что есть сейчас» он не умел. Эпитет «визионерский» всегда будет сопровождать творчество Кафки. Так, задача коллоквиума «Кафка: век спустя», состоявшегося в Серизи (Cahiers de l’Herne, n. 108, 2010), была сформулирована следующим образом: «На протяжении почти всего двадцатого века из Кафки делали провидца, предугадавшего появление абсурдных и преступных бюрократических режимов, громких судебных процессов, массового истребления людей. Но возможно, избавившись от этого «послания», которое всем так хотелось заставить его нести, он наконец просто войдет в историю литературы. Если уже давным-давно этого не сделал».
Конец ознакомительного фрагмента.