Титановая поступь десятиклассницы
Шрифт:
— И что, ритуал жертвоприношения всё ещё идёт?
— У-у-у! В самом разгаре! Успеешь к горяченькому.
— Жуть!
— Тебя это пугает?
— Нет!
— Отлично! Ну, так что? В лесок?
— Давай… возникну неожиданно, когда тебе скажу. «Поджарим» задницы чморям!
— Замётано!
Не вороны с кукушками, и не всевидящие совы сидели на ветвях деревьев вокруг воровского языческого лагеря. То были дозорные, вооружённые луками и стрелами.
И хорошо, что
— Гм! Прям, как в сказке — высоко сижу, далеко гляжу, — усмехнулась я, обездвижив лесную охрану и заткнув их ротики.
Я удобно устроилась рядышком с одним таким чудиком на довольно-таки прочной ветке сосны, поближе к тусе и стала наблюдать свысока за «танцами с бубном» возле ритуального костра на окруженной огнями полянке.
«ИИ» не соврал… Ритуал и правда набирал обороты.
С одного края очерченной огнями окружности, на сваленных в большую кучу ветках, лежало тело того самого парня, который ожидал меня этой ночью в меховом шатре, зло изувеченное, окровавленное, разукрашенное ритуальными рисунками на коже, вырезанными чем-то острым или выжженными. Сверху сложно было разобрать.
— Ситан?
— Угу! — подтвердил «Разум».
В центре «арены» горел ритуальный костёр. Между этой кучей веток и трупом с одной стороны, и ярким огнём — с другой, стоял не понятно на чём, большой таз или чаша, возле которой лежал длинный острый нож.
— А там? Там его кровь? — я вглядывалась в тёмное содержимое посудины.
— Там всё… Там кровь, глаза, язык, уши, сердце…
— Блин… Охрененный супчик!
— Ещё?
— Нет! Стоп! Не продолжай!
— И всё это в вине… — пояснил «Разум».
— Вот это крипота… Ништяк!
— Ну это типа — дар богам.
— И что? Они всё это будут пить? Или предложат мне?
— Тебе!
— Капец!
— Смотри, не отвлекайся!
Сверху всё это шоу выглядело, как представление из участников почти в 50 морд «меховых» клоунов, на арене цирка.
Угрюмые головорезы сидели по кругу, сложив под себя ноги, прямо на снегу и что-то дружно пели…
До меня доносились лишь отдельные строчки:
«Мезо… офано… экео… ну-пон-си-ка… том!» — что в переводе с местного, звучало как извинение «тёмному Правителю». Ну так пояснил мне «Разум».
Под бормотание соплеменником, к костру вышел коренастый, обвешанный пушистыми хвостиками мужик в шапке с бычьими рогами, которого ночью на встрече с бандой мне представили как местного шамана. Он с боевым раскрасом на щеках и лбу, со всего размаху ударил по плоскому барабану, очень похожему на наши земные пяльцы для вышивания… только натянута там была не ткань, а большой кусок кожи.
«Ба-а-а-м-м-м!»
И дядьки вновь запричитали:
«Мезо… офано… экео… ну-пон-си-ка… том».
«Ба-а-а-м-м-м!»
А потом, вдруг как там на полянке:
«А-а… ан-де-юн-де… дарк-леди, аюн-ан-де-бе… Яна!» — они
— Ой! — я инстинктивно дёрнулась, — Спалилась что-ли! — чуть не слетела вниз.
— Нет!
— Фу-у-у-ф! — выдохнула. Мои щёки раскраснелись…
Эх… если бы я была сценаристом… или писала книжки, то давно бы уже заполучила какой-нибудь приз зрительских или читательских симпатий. Но я выбрала другой путь и решила завоевать мир!
А между тем, на «арене цирка» продолжалось выступление.
Неожиданно все песнопения прекратились.
«Ба-а-а-м-м-м!» — рогатый ударил в свой барабан трижды, потом поклонился в сторону покойного и вновь со всей силы, — «Ба-а-а-м-м-м!»
Из круга встал один высокий мужик и направился чаше «с супчиком». Мрачный дядька что-то кинул в таз с кровью, будто посолил, потом взял тот самый длинный нож… да как полоснул себя по руке!
У меня аж поджилки дрогнули.
А он крепко сжал кулак и вытянул его, точь-в-точь над посудиной.
— Он что… туда свою кровь выдавливает?
— Угу… на пути к очищению.
— О! Да они тут реально упоротые!
— Ты даже не представляешь, насколько.
— Я уже вижу.
После… угрюмый мен, обмакнул указательный палец в чашу «с супом», нарисовал себе полосы на щеках и лбу как, у шамана, и что-то буркнул.
«Ба-а-а-м-м-м!»
И рослый тип вернулся на место.
Это шаманский войс «бубна», сопровождавший каждого подходящего к ритуальной посудине, звучал как вызов к доске рассказывать стих, который ни хрена никто не выучил.
Вскоре, после того, как все благополучно измазюкали свои морды, к чаше подошёл сам главарь банды.
Он тоже сделал себе надрез, разукрасил фейс и, сев на колени напротив лежащего на куче веток сына, поднял руки вверх.
Вся дружная мужская братия начала биться лбами о землю:
«А-а… ан-де-юн-де… дарк-леди, аюн-ан-де-бе… Яна!» — бормотали они не переставая.
Потом этот «бьющий в бубен» шаман, как заголосил… на весь лес…
Мама дорогая… Здесь даже дозорные были лишними. Ни один идиот не сунулся бы даже из любопытства на этот зов… Наверное их предки в могилах и те заткнули уши, чтобы не слышать столь сладкого речитатива.
— А он ещё долго будет так вопить? — я не уже не выдерживала этого психоделического песнопения.
— Смывают грехи…
— ***, зашквар! А мыться они не пробовали? Не… ну реально… Блин… с этим нужно что-то делать… — я прикрыла уши ладонями, — И это всё из-за того, что я просто ночью исчезла. Капец!
Да… это был сигнал к моему выходу. К моему эффектному выходу. Банально затыкать рот крикуну, было как-то фигово и неинтересно.
Привыкнут и будут так постоянно вопить, когда меня рядом нет, — рассуждала я. К тому же «супчик» пробовать ну очень не хотелось…