Титус Кроу
Шрифт:
Тем же утром он получил из Лондона авиапочтой посылку, в которой содержалось несколько тетрадей, различные документы и магнитофонные записи. Посылка пришла от личного друга профессора и бывшего сотрудника Фонда, Анри-Лорана де Мариньи. Этим же утром пришло сообщение из Британского подразделения Фонда. Оно содержало краткую и загадочную записку от медиума матушки Элеаноры Куорри. Эту записку Писли мне показал. Там было написано вот что: «Титус Кроу ушел. Его здесь больше нет. Думаю, на этот раз с ним ушел де Мариньи. Уингейт, мне кажется, что нас ждут ужасные беды».
Как это было типично для гениальной британской ясновидящей — и как загадочно.
Затем Писли сказал мне о том, как сильно ему хотелось бы самолично изучить содержимое посылки от де Мариньи, но сейчас у него просто не было на это времени. Это задание было дано мне. Наверное, оглядываясь назад, было бы лучше, если бы Писли в Иннсмут не поехал, а остался и занялся бы просмотром бумаг из посылки. Но кто мог знать?
Первым делом я прочел записные книжки. Я закончил чтение утром двадцать четвертого марта. Поздно вечером двадцать пятого марта я приступил к прослушиванию магнитофонных кассет, а до тех пор у меня было много работы. Только я засел за прослушивание, как вдруг, сразу после полуночи, послышался подземный рокот. Это были первые зловещие предупреждения о дне Бури!
К счастью, до того, как Буря ударила в полную силу, мне удалось уложить рукописи и магнитофонные кассеты в свой офисный сейф. Когда четыре дня спустя я нашел сейф на развалинах университета, оказалось, что бумаги не пострадали. Кассетам повезло чуть меньше.
Вот такое предисловие. В качестве материала, призванного помочь пониманию того, что за силы стоят за Бурей, а также как личный отчет о собственном соприкосновении с БЦК и общении с Титусом Кроу, стоит прочесть записки Анри-Лорана де Мариньи. В них, так же как и в магнитофонных записях устных рассказов Титуса Кроу — и в недавно увидевшем свет рассказе де Мариньи о более ранних событиях, романе «Роющие землю», — не изменено ни единого слова в первоначальном тексте автора.
Часть первая
1. А что же с Титусом Кроу?
(Из записных книжек де Мариньи)
Когда я очнулся и обнаружил, что лежу на больничной койке, первая мысль у меня была, что это страшный сон — кошмар, вызванный лекарствами, которыми меня напичкали, чтобы я смог выздороветь после…
Чтобы я смог выздороветь после чего?
Сомневаться не приходилось: то ли я стал жертвой тяжелейшей аварии, то ли на меня было совершено свирепое нападение. Похоже, мои руки и ноги были переломаны в нескольких местах, буквально раздроблены. Я был забинтован от ступней до шеи и едва мог шевелить головой. Было больно. Так больно, что я не мог бы сказать, где именно у меня болит. Болело все тело. Мне сильно повезло, что я остался в живых! Но что и когда со мной произошло? Я не в состоянии был вспомнить хоть что-то. Или что-то все-таки было?
Да, кое-что было. Я вспомнил, как меня затягивало под воду, как ко мне тянулись и хватали меня странные и страшные руки…
А потом,
Писли! Профессор Уингейт Писли, глава Фонда Уилмарта! В моем измученном болью сознании завертелись обрывки воспоминаний о событиях прошлого, как только я прочел это имя. По крайней мере, теперь я осознал, что это не страшные сны — те картины, которые метались в моем подсознании перед тем, как я очнулся. Это были не сны, а воспоминания о том, что я пережил, будучи членом Фонда Уилмарта. Глядя сквозь щелочки в слоях бинта, я скосил глаза на вазу с цветами. На этот раз я увидел, что к основанию вазы прислонен забавный камешек в форме пятиконечной звезды, похожий на окаменевшую морскую звезду из силурийских коралловых донных отложений. Этот камешек сразу успокоил мое мятущееся сознание и часто бьющееся сердце.
И вдруг я вспомнил. Я вспомнил все! А с воспоминаниями вернулось имя и слетело с моих губ.
— Кроу! — воскликнул я. — Титус Кроу! Где ты?
Имя друга и мой вопрос словно бы эхом разлетелись по белой палате и повисли в воздухе. В особенности — вопрос.
И верно: где же…
Наверное, в следующее мгновение я заснул, потому что, когда открыл глаза, была ночь или, скорее, поздний вечер. На полу палаты лежали длинные тени, а за окнами плыли первые ленты серого тумана. К далекому от стерильности больничному воздуху примешивались деревенские запахи, проникавшие в палату через вентилятор, вмонтированный в стену напротив кровати. Я догадался, что нахожусь не в Лондоне, но где бы я ни находился, где-то неподалеку был Писли, а значит, я был в безопасности от… них!
От них — от подземных копателей и всех прочих чудовищ из Цикла мифов о Ктулху. При мысли о них я содрогнулся и предпринял сознательную попытку вышвырнуть их из своего сознания. Прежде всего мне сейчас стоило думать о себе.
По крайней мере, чувствовал я себя намного лучше. То есть боль значительно уменьшилась, и с моей головы и шеи сняли бинты, что давало мне значительную свободу. Теперь я мог лучше поворачивать голову и осматривать палату. Над кроватью, на стене я увидел кнопку с надписью «ЗВОНОК», только оттуда, где я лежал, слово читалось задом наперед. Как я мог позвонить — это было выше моего понимания. Руки у меня были закованы в гипс. Но это не имело значения, потому что в данный момент я ни с кем видеться не желал.
Но хотя бы на этот раз у меня не было сонливости и я мог соображать ясно и четко. А поразмыслить мне надо было о многом. Я несколько раз обвел палату взглядом, и этого мне вполне хватило, чтобы удостовериться в том, что я действительно нахожусь в больнице. Не исключено — что в частной клинике, если судить по безупречному вкусу декора и столь же безупречной чистоте постели и повязок. Затем я приступил к более серьезному делу. Нужно было привести в порядок мысли, воспоминания о том, что происходило раньше, что привело меня сюда.