Ткачи времени
Шрифт:
— Наверное, уже жаждешь заполучить всю эту навороченную косметику, — ворчливо добавил он, и мне снова захотелось как-нибудь обозвать его. — У Прях самые лучшие косметологи, — продолжил он. — Это одна из привилегий. И все новообращенные бедняжки страстно желают испробовать их искусство на себе. Должно быть, это тяжкое бремя — шестнадцать лет ждать, пока тебе позволят пользоваться помадой.
Я ненавидела, что со мной обращались, как с глупенькой городской девочкой, высшим счастьем для которой было раскрасить лицо, завить волосы и вступить в мир работающих людей. На фотографиях некоторые Пряхи были так накрашены, что напоминали пластиковых кукол, но разговаривать об
— Раз тебя посадили под замок, — продолжил он, явно не нуждаясь в моих ответах для поддержания разговора, — значит, ты пыталась бежать. — Наши глаза встретились, и его взгляд как будто потеплел. — Думаю, в тебе есть немного огня, девочка.
Так и было.
— Ты всех девушек немногим младше себя называешь девочками?
— Только тех, которые выглядят, как девочки, — ответил он, специально подчеркнув обидное слово.
— Ну ладно. И сколько же тебе? Восемнадцать? — возмутилась я. Неужели он думал, что грязь на лице скрывала его возраст?
Он ухмыльнулся и покачал головой.
— Я рассудителен не по годам.
Я не спросила почему. Мне не хотелось слишком сближаться с ним — смысла в этом не было. Мы пошли дальше, однако он, не отрываясь, смотрел на меня. Должно быть, он ходил этой дорогой много раз и знал каждый поворот.
— Позволь, я понесу тебя, — предложил он, и в голосе послышались нотки участия.
— Я в порядке, — чересчур резко ответила я, но при мысли о том, что он снова дотронется до меня, шею начала заливать краска.
Он фыркнул и заглянул мне в лицо.
— Итак, ты пыталась бежать?
Я не отводила глаз от двери в конце коридора.
— Дай угадаю, ты думаешь, я донесу на тебя? — Он схватил меня за руку, и мы остановились. Парень склонился ко мне так, чтобы его слова не разносило эхо. — Если ты бежала, то не имеет значения, из-за чего. Ничего не имеет значения, если ты признаешься. Они тебя заметили и наблюдают. Так что послушайся моего совета, притворись, что ничего не знаешь.
Глаза его вспыхнули, словно пламя. Он действительно беспокоился обо мне.
— Но тебе-то какая разница?
— Они убьют тебя, — просто сказал он. — А девчонку, у которой хватило ума бежать, не часто встретишь в наши дни.
— Они и тебя могут убить за такие разговоры, — прошептала я в ответ, и в голосе моем прозвучали отчаяние, страх, все то, что я пережила в камере. Парень как будто понял все невысказанное, что я молча произнесла про себя, и наклонился еще ближе. У меня перехватило дыхание.
Но он лишь пожал плечами.
— Если ты им расскажешь. А ты этого не сделаешь.
Я попыталась скрыть свое разочарование, но он был прав. Доносить на него я не собиралась. Только вот почему — из-за того, что он назвал меня умной, или из-за того, что у нас появился общий секрет? Ни один из нас не был тем, кого мы ожидали увидеть.
Он открыл дверь, и за ней оказался ярко освещенный этаж с чисто-белыми стенами. Мне было странно видеть такое великолепие после заточения в холодной, пропахшей плесенью камере. Мой проводник взмахнул рукой, а затем, как только я переступила порог, прошептал так тихо, что я едва смогла разобрать:
— Кроме того, здесь есть вещи пострашнее смерти.
Кудахтанье косметологов Ковентри слилось в моих ушах в непрерывный гул. Парень оставил меня на верхней площадке лестницы, а девушка проводила в душ. Вода была настолько холодной, что мне показалось, что я больше никогда
Женщина яростно постригала меня, в то время как остальные втирали в мое лицо крем. Бровям придали форму дуги и тут же подчеркнули их карандашом. Затем лицо покрыли молочно-белым тональным кремом, а поверх присыпали пудрой. Я помню, как тщательно моя мама проделывала то же самое, поясняя мне каждый шаг. И всякий раз она, не переставая, щебетала, что мне, когда я вырасту, понадобится гораздо меньше косметики, ведь кожа у меня была удивительно чиста. Она бы ужаснулась, увидев, что они нарисовали сейчас на моем лице. Я представила, как она врывается в комнату и спасает меня от пудры, ярких румян и карандаша для подводки глаз.
— Она жутко костлявая, — заметила женщина-парикмахер, расчесывая мои влажные волосы с огромным количеством геля.
— Она ведь была в камере? — полувопросительно произнесла ее коллега.
Подняв глаза, я ожидала увидеть одно выражение лица — порочное и высокомерное, — однако обнаружила лишь маску безразличия. Голос у нее сорвался и выдал тем самым ее замешательство, однако вовсе не это заставило меня пристально вглядеться в ее лицо. Косметолог была потрясающе красива, и поспорить с ней в этом могла бы лишь женщина-парикмахер. Кожа одной была нежна, как свежий мед, а черные миндалевидные глаза густо подведены. Другая была бела лицом: золотистые косы венцом лежали у нее на голове. Губы ее были красны, как свежая кровь. Я отвела взгляд. Что же они думали о моих тусклых медных волосах и бледной коже? Я больше не смотрела на них; они же все смыли и нанесли макияж заново. Все это время я хранила молчание. Женщины продолжали обмениваться сплетнями, но ни разу не обратились ко мне. Я не знала, чем это было вызвано — тем, что они считали меня намного выше или намного ниже себя. Завершив свое дело, они оставили меня одну на стуле, и я наконец отважилась снова поднять глаза и увидеть свое отражение в зеркальных стенах комнаты. Я смотрела на себя саму со всех сторон и оттого начала казаться себе чужой. В простом белом халате я была похожа на маму — выглядела старше и намного красивее. Я выглядела, как женщина.
Поднявшись, я сделала несколько шагов по направлению к холодному стеклу. Зеркала никогда не привлекали меня, однако теперь они меня успокаивали. Сотни моих отражений взирали на меня, как бы подтверждая мое существование. Я повторяла про себя собственное имя и пыталась увязать его с той женщиной, чьи рыжие локоны ниспадали на белый халат, а изумрудно-зеленые глаза на гладком, безупречной формы лице сияли золотой подводкой. Это было лицо незнакомки. И в то же время мое. Аделисы.
Пока я разглядывала себя, не в силах пошевелиться, сбоку вдруг раздался треск, и я оглянулась, не понимая, каким образом могла повредить зеркало. Однако на его месте вдруг обнаружилась стеклянная панель. Внутрь зашла женщина, и панель бесшумно закрылась позади нее. На ней был эксклюзивный костюм, а черные, цвета воронова крыла волосы были собраны в пучок. Возраст из-за количества косметики определить было невозможно, однако очертания скул, дуги бровей, чересчур высоко поднятые над неестественно фиалковыми глазами, внешне добавляли ей лет. Но манера ее поведения, некая аура власти, дорогой костюм — все это говорило о том, что женщина эта была не обыкновенной Пряхой.