Ткачи времени
Шрифт:
— Он прекрасен, не так ли? — раздался за спиной голос Лорисель. Я обернулась, и с изумлением заметила, что на руках у нее сидел рыжий зверек. — В нашем комплексе около восьми сотен станков, и все они могут работать с тканью Арраса, но этот — самый древний. Это первый станок, установленный в Западном комплексе.
— Я прошу прощения. Я не хотела вот так вламываться к вам.
Мои щеки залила краска. Несмотря на то что мы уже общались, я чувствовала себя вором, посмевшим вторгнуться в святая святых Лорисель и лишить последней радости.
— Не переживай, —
— Я и не думала, что кому-то до сих пор разрешено держать питомца.
Это было невероятно. Из курса гражданской ответственности в академии я знала, что питомцы были запрещены еще двадцать лет назад. Теперь «питомцами» начальники частенько называли секретарей. Я улыбнулась, вспомнив, как мама раздражалась из-за этого.
— Обычным гражданам запрещено их заводить, — пожала плечами Лорисель. — Однако у меня как у Пряжницы есть такая привилегия.
Я кивнула. Это казалось вполне логичным. Если кто-то и мог завести питомца, так это Лорисель.
— Скажи мне, Аделиса, что ты видишь?
Медленно поворачиваясь, я принялась вслух описывать бурлящие волны, омывающие скалистый берег, и покрытые снегом горные вершины.
— Ваши экраны просто поразительны. У меня такое ощущение, будто я стою на крыше. Я чувствую себя свободной.
— Аделиса, как выглядел твой дом? — спросила она, буравя меня пристальным взглядом.
Этот вопрос меня немного смутил, но я рассказала ей об окрестностях Ромена, описала чудесную улицу с маленькими домиками и садами и огромную яблоню миссис Фиггинс, крона которой склонялась над дорогой, словно арка. В этот момент на противоположной стене вдруг выросла та самая яблоня. Судорожно вдыхая, я наблюдала, как впереди, прямо за станком, возник мой дом. Он казался таким близким… Однако как только на глаза навернулись первые слезы, он тут же растворился в непроглядной черноте.
— Так-то лучше, — сказала Лорисель. — Эти экраны покажут все, что прикажешь. Я установила программу много лет назад. Когда входишь в комнату, они автоматически выводят изображение того места, где тебе хотелось бы сейчас находиться.
— Но я видела горы и океан, — возразила я.
— Эти виды стоят по умолчанию, — пояснила она. — Каждый, кто сюда заходит, сначала видит их. Чтобы вызвать другое изображение, надо его описать. Программа не может считывать мысли. Примерно тот же принцип используется в поисковой программе Гильдии.
— Кормак как-то пользовался ей, чтобы отыскать мою сестру, — эти слова дались мне с трудом, словно я стояла на исповеди. Больше всего на свете я боялась показать свое слабое место.
Лорисель улыбнулась, а затем кратко описала пустынный, залитый солнцем пляж.
— Я предпочитаю теплый климат.
Было просто чудесно стоять посреди заснеженных гор, или на улице моего детства, или посреди мерцающего, точно драгоценный камень, океана, что я плюхнулась на плетеный коврик около станка и попыталась собраться с мыслями.
— Что на самом деле находится снаружи? —
Лорисель молчала. Она подошла к краю экрана, однако не стала изменять программу. Вместо этого она очень аккуратно проделала в ткани иллюзий небольшую брешь, и я вдруг поняла, что не только экраны, но и сами стены были иллюзорны. Я ожидала, что она покажет мне море, которое я видела у себя в комнате, или снежную бурю вроде той, что была на экране минуту назад, но к увиденному оказалась не готова. Между нитями ткани колыхались бесформенные разноцветные облачка.
То, что находилось за пределами стен мастерской Лорисель невозможно было описать словами. Хотя я пыталась манипулировать нитями ткани в течение многих лет, только сейчас я начала понимать правду. Ткань, воспроизводившаяся на станке и формировавшая мир вокруг, была всего лишь фасадом, за которым находится другой, намного более яркий слой.
— Это все ненастоящее, — прошептала я.
— Зависит от точки зрения, — возразила Лорисель. — Я могу потрогать этот пол. Я могу потрогать тебя. Я могу плотно поесть за обедом. Тогда о какой иллюзорности идет речь?
Я не знала, что ответить, потому что Лорисель была права. То, как покалывала кожу вода в ванне, как прогибалась подушка под весом моей головы, как скользили теплые пальцы Джоста по моему лицу — как это все могло быть ненастоящим? И все же с этого момента, с момента, когда я вдруг увидела плавающую в пространстве перво-материю, ничто уже не могло быть для меня абсолютно реальным.
— Так вот, значит, какова реальность, — прошептала я, и слова, вырвавшиеся из моего рта, показались назойливым, никому не нужным шумом.
Лорисель закусила губу, словно не зная, с чего начать.
— И да, и нет. Это наша реальность, но не реальность в широком смысле этого слова.
— Не понимаю, — помотала головой я.
— Гильдии не выгодно, чтобы мы понимали, однако, если ты сумела добраться сюда, значит, поймешь. — Лорисель указала на станок, но я не в силах была оторвать глаз от бреши в реальности. Мои руки дрожали от нетерпения — мне жутко хотелось коснуться того, то я видела. Лорисель быстро закрыла брешь и подвела меня к небольшому диванчику.
— И это все создали мы? — спросила я.
— Мы создали Аррас, — ответила она. — Однако все это на самом деле тонкая корочка, оболочка, если можно так сказать. Материя и время образовались на другой планете, а мы всего лишь научились с ними управляться. Станки позволяют нам плести ткань Арраса. Наша реальность лежит на вершине другого мира, имя которому — Земля.
— Земля? — Слово казалось чужим и странным, однако что-то глубоко внутри словно вздрогнуло в ответ.
— Под Аррасом лежат останки древнего мира — мира, в котором больше никто не живет, — пояснила Лорисель. — Остается все меньше тех, кто еще помнит Землю, и говорить об этом вне стен моей мастерской просто-напросто опасно. То, что ты видела, — это первоматерия, заполняющая пространство между нашим прежним домом и Аррасом. — Лорисель кивнула на стену, где недавно была брешь.