Тьма чернее ночи
Шрифт:
– Ладно. Мы просто согласились на одновременное, но идем в кабинет судьи вырабатывать детали. Сначала нужно официально обвинить Стори в убийстве Лопес. Хочешь пойти и произвести арест?
– Как угодно.
Босх знал, что это просто юридическая формальность. Стори уже находился под стражей.
– Ты заслужил, Гарри. Мы хотим, чтобы ты был там.
– Превосходно.
Судья один раз ударил молотком, привлекая внимание присутствующих. Репортеры на галерее для прессы подались вперед. Они понимали: происходит что-то серьезное.
– Объявляется перерыв до десяти часов, – объявил судья. – Сейчас я приглашаю стороны
Он вскочил и быстро спустился по трем ступеням к задней двери – раньше, чем полицейский успел объявить:
– Всем встать.
46
Маккалеб не приближался к «Попутной волне» даже после того, как с ней закончили детективы и судебные техники. С середины дня до темноты лодка находилась под наблюдением репортеров и телевизионщиков. Стрельба на борту плюс арест Таферо и внезапное признание вины Дэвидом Стори превратили яхту в главную звезду истории, быстро развивавшейся в течение дня. Местные каналы вели прямые репортажи из залива на фоне «Попутной волны» с желтой полицейской лентой, натянутой поперек двери салона.
Почти всю вторую половину дня Маккалеб прятался на шлюпке Локриджа, а если высовывал голову в люк, чтобы посмотреть, что происходит на улице, то надевал мягкую шляпу из запасов Бадди. Уехав из управления шерифа и добравшись до залива раньше прессы, Маккалеб отыскал Бадди и извинился за предположение, что это напарник допустил утечку по делу Ганна. Бадди, в свою очередь, извинился за использование «Попутной волны» и каюты Маккалеба для эротических свиданий с массажистками. Маккалеб пообещал сказать Грасиеле, что был не прав насчет источника утечки информации. Он также пообещал не рассказывать ей о массажистках. Бадди не хотелось бы, чтобы Грасиела думала о нем хуже, чем, возможно, уже думает.
Прячась на шлюпке, они следили за событиями дня по двенадцатидюймовому телевизору Бадди. Девятый канал, самый популярный, транслировал процесс Стори в прямом эфире; теперь по нему передавали непрерывные репортажи из суда Ван-Нуйса и управления шерифа.
Маккалеба события дня оглушили и ужаснули. В Ван-Нуйсе Дэвид Стори вдруг заявил о признании вины в двух убийствах; одновременно суд в деловой части Лос-Анджелеса обвинил его в соучастии в заговоре по делу Ганна. Режиссер избежал смертной казни по первым двум случаям, но все еще мог столкнуться с ней по делу Ганна – если не заключит с обвинителями еще одну сделку [23] .
23
Сделка между сторонами о признании подсудимым своей вины (с автоматическим его отказом от дальнейшего рассмотрения дела в суде).
Звездой телевизионной пресс-конференции была Джей Уинстон. Она отвечала на вопросы репортеров после шерифа, защищенная с флангов «шишками» из департамента полиции Лос-Анджелеса и ФБР, и зачитала заявление, поясняющее события дня с точки зрения следствия. Имя Маккалеба много раз упоминалось при обсуждении следствия и последующей стрельбы на борту «Попутной волны». Уинстон также упомянула об этом в конце пресс-конференции, высказав благодарность Маккалебу и заявив, что именно его добровольное участие в деле привело к раскрытию преступления.
Босха
Единственным репортером, добравшимся до Маккалеба, был Джек Макэвой, знавший номер его сотового. Маккалеб немного поговорил с ним, хотя отказался комментировать произошедшее в капитанской каюте «Попутной волны» и то, насколько близок он был к смерти. Переживания были слишком личными, и он не собирался делиться ими с прессой.
Маккалеб также позвонил Грасиеле и рассказал о произошедшем раньше, чем она услышит об этом в новостях. Еще он предупредил, что, вероятно, не попадет домой до завтрашнего дня, потому что пресса наверняка будет следить за яхтой до темноты. Грасиела ответила, что рада, что все закончилось и он возвращается. Маккалеб чувствовал оставшееся в ее голосе напряжение и понимал, что дома предстоит не один серьезный разговор с женой.
Позже Маккалеб сумел выскользнуть из шлюпки Бадди – репортеров отвлекло оживление на автостоянке. Полиция забрала старый «линкольн-континенталь», которым братья Таферо воспользовались накануне ночью, когда приехали, чтобы убить Маккалеба. Пока все наблюдали за банальной операцией по взятию машины на буксир, Маккалеб сумел незаметно добраться до своего «чероки». Он завел машину и выехал со стоянки впереди тягача. Никто из репортеров за ним не последовал.
К тому времени как он добрался до дома Босха, уже совсем стемнело. Парадная дверь была открыта, как и в прошлый раз, сетка на месте. Маккалеб постучал по деревянной раме и всмотрелся через ячейки в темноту. В гостиной горел один-единственный огонек – настольная лампа. Играла музыка – возможно, тот же самый диск Арта Пеппера, что звучал в его прошлый приход. Но хозяина видно не было.
Маккалеб отвел взгляд от двери, чтобы оглядеть улицу, а когда снова взглянул на дверь, то вздрогнул: у сетки стоял Босх. На нем был тот же костюм, в каком Маккалеб видел его в новостях. В руке детектив держал бутылку «Энкор стим».
– Терри. Входи. Я решил, что это репортер. Чертовски достает, когда они заявляются к тебе домой. Должно же быть хоть одно место, куда им не попасть.
– Понимаю, о чем ты. Они просто заполонили яхту. Мне пришлось удрать.
Маккалеб прошел мимо Босха по коридору и шагнул в гостиную.
– А не считая репортеров, как оно, Гарри?
– Как нельзя лучше. Хороший день для нашей стороны. Как твоя шея?
– Чертовски болит. Но я жив.
– Угу, это самое главное. Хочешь пива?
– М-м, хорошо бы.
Босх отправился за пивом, а Маккалеб вышел на террасу.
Босх выключил свет на террасе, отчего городские огни вдали стали ярче. Снизу доносился неумолчный гул шоссе. Лучи прожекторов прорезали небо. Подошел Босх, подал ему пиво.
– Стакан не нужен, верно?
– Верно.
Некоторое время они смотрели в ночь и молча пили пиво. Маккалеб думал о том, как ему сказать то, что он хотел сказать. Слова подбирались с трудом.
– Когда я удрал, они как раз увозили машину Таферо.