Тьма над Гильдией
Шрифт:
Затем страдальцев отправили на второй этаж и разместили в двух спальнях, замотав в толстые одеяла и обвязав бечевой, чтоб одеяла не сбились: больным надо как следует пропотеть!
С Нитхой вышла заминка: ей успели шепнуть, что к Рахсан-дэру уже послан слуга с сообщением о том, что Нитха нашлась, и ее опекун вот-вот будет здесь. Это сильно встревожило Нитху, и она заявила, что не останется ночевать в этом доме, пока ей не скажут, где тут женская половина. Лауруш не сразу понял ее: ведь он и так приказал уложить девочку отдельно от остальных! Но потом понял, что малышке для оправдания перед суровым наставником требуется
(Тогда это казалось Лаурушу игрой, чтобы успокоить больную девочку. Но как же похвалил Глава Гильдии себя за предусмотрительность, когда ему пришлось объясняться с Рахсан-дэром, серым от волнения и свирепым, как пустынный лев!)
Теперь четыре тугих «кокона» лежали в темноте наверху, а снизу доносилось многоголосое пение: Гильдия собралась поприветствовать своего оправданного героя.
Охотнику даже не пришлось пить «зелье правды»: Лауруш сказал, что говорушки у него мало, хватит лишь на то, чтобы развязать язык одному человеку. Три правителя, посовещавшись, решили, что это будет Унсай. Уже первые фразы размякшего, расплывшегося в блаженной улыбке преступника сняли с Шенги подозрения, и Лауруш выпросил у короля дозволения увести своих людей: они измучены и, возможно, больны…
И теперь Гильдия бурно веселилась – а сам виновник торжества потихоньку выскользнул из трапезной и отправился наверх – проведать учеников…
Он вошел в комнату Нитхи без свечи, чтобы не потревожить больную.
Лунный свет падал на лицо старой служанки, дремлющей на сундуке у кровати. Скрип двери разбудил женщину, она хотела что-то сказать, но Шенги приложил к губам палец, подошел к постели девочки и легонько тронул лоб – нет ли жара?
Длинные ресницы дрогнули на лице Нитхи – словно две ночные бабочки, что вот-вот взлетят. Девочка по-кошачьи изогнула шейку и ласково потерлась о руку Шенги.
Тот смутился, отвел руку, кивнул служанке – мол, не спи! – и вышел.
В соседней комнате Фитиль и Нургидан уже спали хорошим, спокойным сном выздоравливающих людей. А Дайру повернул голову к вошедшему учителю.
– Лежи, – строго шепнул ему Шенги. – Как ты себя чувствуешь?
– Как мертвое тело покойного трупа, – зашептал в ответ Дайру. – Где моя поленница?!
Когда Шенги спустился в трапезную, гости не обратили на его возвращение особого внимания, продолжая вразнобой выводить слова веселой песни:
Бойкая у стражника жена,Сцапала разбойника она.Если муж уйдет дозором —Приглядит жена за вором.В городе покой и тишина!..Лишь
– Хвала всем богам, с девочкой все в порядке, как и с ее друзьями. Она будет сладко спать всю ночь, а утром встанет здоровой и веселой.
– Гратхэ грау дха, Гарх-то-Горх! – негромко возблагодарил старый Рахсан Отца Богов.
– И приготовься к бурному разговору, – ухмыльнулся Шенги. – Принцесса была весьма недовольна, когда узнала, что ты просил у короля Зарфеста воинов для ее спасения.
– Ничего, – откликнулся счастливый вельможа, – мне тоже найдется что сказать этой… этой надежде своего царственного отца!
Охотник учтиво кивнул старику и двинулся дальше вдоль скамьи с шумными гостями.
Его место было во главе стола, рядом с Лаурушем, – и никто, как бы пьян он ни был, не посмел бы это место занять.
Плюхнувшись на скамью, Шенги спросил Главу Гильдии:
– Не много ли пьешь? Сердце позволяет?
– Не бойся за мое сердце, сынок! – Лицо Лауруша побагровело, усы встопорщились. – От радости не умирают.
Шенги улыбнулся, плеснул себе вина из кувшина в чашу и сказал:
– А мои-то каковы! Сунуться без учителя в Подгорный Мир, отмахать столько складок, отыскать врага, приволочь его в Аргосмир… Я тебе говорю как Главе Гильдии: ну, чем тебе это не испытание? Пройденное уже, да еще как пройденное! Красиво! С блеском!
Лауруш перестал улыбаться.
– Я им задания не давал! – упрямо отозвался он. – Охотники это задание не проверяли!
– Король проверял!
– А где у короля браслет?
Шенги не нашелся, что ответить, и сменил направление атаки:
– Я прошлую ночь в тюрьме просидел! Мне пыткой грозили! А если бы сломался, взял бы на се– бя чужой грех – хрипеть бы мне в удавке на по-зорном эшафоте! Ты все это знал… ты за меня переживал?
Лауруш молча глядел тяжелым взглядом прямо перед собою, не видя, как напротив него Джарина в такт песне размахивает опустевшим кубком и голосит:
У портного бойкая жена – И без мужа тоже не одна! И, стежочек за стежочком, Шьет она с дружком всю ночку – Ей не жалко своего сукна!..
– Вот так же и я за своих переживаю! – убедительно сказал Шенги. – Они ж мои ученики, все трое. Я ж от своей души три куска оторвал и этим паршивцам раздал…
– Послезавтра, – глухо бросил Глава Гильдии.
– Что – послезавтра? – не понял Охотник.
– Ну, завтра же праздник, – заставил себя улыбнуться Лауруш. – Грех завтра испытание проходить. Добрые люди дела откладывают и идут в храмы. А вот послезавтра…
Безнадежно-тоскливое выражение лица Шенги сменилось радостной, почти детской улыбкой. Он вскочил на ноги и запел, перекрывая пьяный хор:
У купчишки бойкая жена, Муж ушел – уже с дружком она. И меняет, и торгует, И ласкает, и целует, И при барыше всегда она!..
Интересно, сколько времени сможет умный, с сильным характером мужчина выдержать это бессмысленное и тупое занятие – стоять у окна и пялиться на луну?
Причем и луне он наверняка успел надоесть. Было бы рядом облачко – заслонилась бы от пронзительного, неотступного взгляда…