Тьма сгущается
Шрифт:
— Извини, — пробормотала Пекка, выделив крысе в утешение еще капельку меда.
Потом она вернула крысу в клетку. Сейчас это была самая драгоценная крыса на свете, хотя зверек об этом, конечно, не ведал. Пекке и ее коллегам придется проводить опыт еще не раз, но если результат удастся повторить… «Тогда мы на верном пути», — подумала чародейка. Куда приведет этот путь, она не знала, но, по крайней мере, исследования ее не зашли в очередной раз в тупик.
Прихватив журнал наблюдений, Пекка вернулась в кабинет и, активировав хрустальный шар, настроила
— А-а! — протянул он с улыбкой, узнав Пекку. — И что расскажете?
— Магистр, — промолвила чародейка, — известный лагоанский мореплаватель только что высадился на экваториальном материке.
Приходилось говорить намеками, на случай, если вражеские чародеи подслушивают вибрации эфира. По счастью, Сиунтио понял. Улыбка его сделалась еще шире.
— Да ну? И как, туземцы не съели?
— Все целы и счастливы. — Поразмыслив миг, Пекка расширила немного импровизированный шифр. — Похоже, мореплаватель обнаружил большуючасть континента, а не меньшую.
Сиунтио должен был понять, что опыт ее подтверждает более вероятные расчеты Ильмаринена.
Магистр кивнул.
— А знает ли о достижениях вашего мореплавателя тот, кто изобрел компас?
— Нет пока, — призналась Пекка. — Я хотела вначале сообщить вам.
— Вы мне льстите, но ему бы следовало узнать первым, — ответил Сиунтио.
Помахав на прощание рукой, он разорвал эфирную связь между кристаллами.
Потом Пекка действительно вызвала Ильмаринена, воспользовавшись тем же шифром, чтобы передать ему новости. Он понял все с первого раза — меньшего Пекка и не ожидала. Но если Сиунтио, узнав о результатах опыта, просиял, то живые черты его коллеги исказила мрачная гримаса.
— Мы так наловчились искать ответы, — заметил он кисло. — А лучше бы нам поискать другие вопросы.
— Не понимаю, магистр, — искренне удивилась Пекка.
Ильмаринен нахмурился еще пуще.
— Предположим, я ваш дед, — бросил он и продолжил, подпустив в голос немощной старческой дрожи: — Ми-илая, годы меня тяготят. Не одолжишь ли пяток? У тебя-то их много впереди, тебе не жалко… Теперь нам под силу и такое, — заметил он нормальным тоном. — Вашими стараниями. А что начнется, когда богачи возьмутся покупать — хуже того, воровать — годы жизни у бедняков?
Пекка уставилась на него в ужасе. Ей страстно захотелось сжечь немедля все свои заметки. Но было уже поздно. Что открыла она сегодня, завтра обнаружат вновь — в этом она была так же уверена, как и в том, что завтра ненадолго взойдет солнце.
Ильмаринен наставил на нее из хрустального шара указующий перст.
— И ваше заклятие, сударыня, использовало, полагаю, сходящиеся ряды. Иначе вам не удалось бы провести опыт на мышках. — Пекка не успела поправить его, как чародей продолжил: — Попробуйте теперь расходящиеся — только рассчитайте выход энергии, прежде чем начитать заклинание.
Он махнул рукой, и изображение в кристалле пропало.
Пекка уже сама не знала: с какой радости ей приспичило в юные годы искать абстрактное знание?
Когда на дороге из Тырговиште показался альгарвейский патруль, Корнелю колол чурбаны. Руки его сами собой крепче стиснули рукоять топора. С какой стати солдаты Мезенцио пожаловали в лесистый центр острова? До сих пор они ограничивались тем, что удерживали порт, а остальную часть Тырговиште оставили в покое.
Бывший моряк не единственный заметил гостей.
— Альгарвейцы! — гаркнул Джурджу, и остальные лесорубы подхватили предупреждение.
— Чего им надобно? — воскликнул Корнелю. — Не партизан же искать?
Сам он пытался отыскать партизан с тех пор, как волны вышвырнули его на берег родного острова. Он встречал многих людей, которые ненавидели альгарвейских захватчиков, — но пока ни одного, кто в ненависти своей взял бы жезл и выстрелил.
Солдаты Мезенцио, верно, думали так же. Они шли походным порядком, без опаски. Если бы в здешних лесах и правда водились партизаны, альгарвейцы и минуты не продержались бы против них, но бригады лесорубов опасаться было нечего.
Старший патрульный — молоденький лейтенант с навощенными в иголочку усами — помахал Джурджу рукой. Здоровяк сделал вид, что не замечает. Корнелю усмехнулся про себя. Джурджу недолюбливал захватчиков, и подводник знал об этом.
— Эй ты! — крикнул лейтенант.
Джурджу прикинулся не только слепым, но и глухим. То была опасная игра: альгарвейцы славились бешеным темпераментом.
— Эй ты, — повторил лейтенант, — медведь страшный!
— Лучше ответь, — вполголоса посоветовал Корнелю. — Доведешь его — спалит не задумавшись.
Джурджу поднял голову, словно только сейчас заметил альгарвейского офицера. Бригадир оказался лучшим лицедеем, чем мог от него ожидать подводник.
— Чо надобно? — пробасил великан таким жутким деревенским говором, что даже Корнелю, родившийся на Тырговиште, едва мог его понять. Для лейтенанта, должно быть, его слова прозвучали полной тарабарщиной, хотя обычно альгарвейцы и сибиане могли понимать друг друга без толмача.
— Мы… ищем… одного… человека, — промолвил лейтенант медленно и внятно.
— Чо ботае? — Джурджу продолжал валять дурака — здоровенного и, надо полагать, опасного дурака, потому что опирался он при разговоре на рукоять топора еще более тяжелого, чем у остальных лесорубов.
— Мы ищем одного человека, — повторил альгарвеец. Видно было, что терпение его на исходе. Он обвел взглядом бригаду. — Есть здесь кто-нибудь, кто владеет альгарвейским или хотя бы внятно говорит на сибианском?
Никто не признался. В других обстоятельствах Корнелю мог бы вызваться добровольцем, но не сейчас. Ему весьма любопытно было, кого ищут солдаты Мезенцио. Едва ли им известно, что он здесь, и все же…