Тьма века сего
Шрифт:
— Отвратительно хорошая память, — буркнул Курт нарочито злобно, и Мартин вяло улыбнулся, тут же посерьезнев.
— Фёллер. Где он?
Курт огляделся, приподнявшись на коленях, и не сразу увидел еще одно тело вдалеке — смятое и похожее на сломанную куклу.
— Мертв.
— А вы-то как? — нерешительно спросил Грегор, и Мартин, помедлив, сдержанно ответил, по-прежнему еле слышно и словно выцеживая каждое слово сквозь сжатые зубы:
— Похоже, никак. Ноги… переломаны, похоже, обе… И, сдается мне, потроха всмятку и… внутреннее кровотечение. Словом, отбегался.
Вокруг повисла тишина, в которой слышно было, как задержал
— Уверен? — с усилием выговорил Курт, и Мартин невесело хмыкнул:
— Я так себе лекарь… но симптомы сходятся.
— Боюсь, он прав, — тихо подтвердил стриг.
— Так, — решительно сказал Харт. — Если кто-то успел в этой суматохе прихватить хотя бы ничтожный обломок магистериума, самое время в этом сознаться. Он вылечит всё, даже смертельное ранение. Ну?
— Никто не успел, — подытожил Курт хмуро, когда в ответ прозвучала тишина. — Да никто и не пытался.
— Ну, мы… сделали то, зачем пришли, — с наигранной бодростью улыбнулся Мартин, и видно было, как лихорадочно дрожат побелевшие губы. — Расследование… завершено, малефичка уничтожена, опасный артефакт тоже…
— Сделайте что-нибудь, — оборвал его Курт, обернувшись к Хартам, и Грегор отвел глаза, снова хлюпнув окровавленным носом. — Вы же можете что-то сделать?
— Я боюсь, вы себе неверно нас представляете, майстер Гессе, — мягко возразил бауэр. — Мы ведь не волшебники из сказки, которые могут развеять во прах или исцелить мановением руки. Я не лекарь, мой сын тоже. Сожалею.
— Вот сейчас бы Альта… как никогда была кстати, — Мартин сухо кашлянул, на миг прикрыв глаза, и договорил, со все большим усилием складывая слова: — Похоже, это и была та самая глупость… Чуть не подставил одних, не спас другого и загнулся сам…
— Мартин, — начал Курт, сам еще не зная, что собирается сказать, и тот перебил:
— Не надо. Дурак, понимаю, и не спорь. Но раз такое дело… пока я не отрубился, хочу успеть сказать кое-что. Это важно… Давно было надо, — продолжил он, когда Курт молча кивнул, — и в день, когда мы собрались у Хауэра, я не знал… что нас обоих направят сюда, я думал, что тебя отошлют в Констанц или с наследником в Австрию… Потому что тебя же всегда втыкают во все прорехи… И хотел поговорить, но так и не собрался с духом. Скажу сейчас… Знаю, ты об этом думаешь всегда, постоянно, год за годом, и… — Мартин тяжело перевел дыхание и четко, с расстановкой выговорил: — В смерти матери тебя не виню. И она не винила. Знаю. И ты знаешь. Она… была взрослой разумной женщиной, независимой и своевольной, и… хорошо знала, на что идет, продолжая выбранный путь. Ну вот, — неловко и вымученно улыбнулся он. — Оказывается, это было легко…
— Бруно проболтался? — тихо спросил Курт, и Мартин устало прикрыл глаза:
— Что ж у тебя вечно отец Бруно виновник всех бед-то… Я же инквизитор, пап. Да еще и, говорят, потомок лучшего следователя Империи…
— Слухи врут, не лучшего, — возразил он ровно. — Но как бы там ни было, он тобой гордится.
— Слушайте, ну что вы тут устроили? — возмущенно вмешался Грегор. — Предела ведь больше нет, больше не надо идти два дня! Если сделать носилки…
— Меня нельзя нести, — не дав ему продолжить, возразил Мартин и, не
— У вас есть одно средство, — глухо сказал Харт и, когда взгляды обратились к нему, молча ткнул пальцем в сторону фон Вегерхофа.
Тот недоуменно нахмурился, на миг смешавшись, и понуро качнул головой:
— Боюсь, теперь уже ты себе неверно представляешь, о чем говоришь. Кровь стрига исцеляет раны, да, но все ж не такие, это же не волшебный эликсир и…
— Я не об этом исцелении, мастер, — оборвал бауэр и, когда стриг запнулся, оторопело замерев, уточнил: — Вы же мастер?
— Нет, — напряженно отрезал фон Вегерхоф. — Я не мастер. Я не высший. Я вообще единичный exemplar, возникший неведомо как и исключительно по милости Господней. Вся моя сила — не моя, я вечный птенец, если тебе угодно.
— Бросьте, — поморщился тот раздраженно, — сейчас нет времени на риторику и флагелляции, парень умирает. Я — чувствую вас. Поэтому и сказал то, что сказал.
— Вы оба о чем? — настороженно спросил Курт. — Вы же не обсуждаете, как сделать из Мартина стрига, да? Потому что если да, то вы спятили.
— Вам нужен живой сын или нет? — резко оборвал его Харт. — Потому что если да, то это ваш единственный выход. Да перестаньте, майстер Гессе, уж вы-то должны знать, что он останется кем был и никакие страшные демоны не вселятся вместо его души!
— Уж я-то знаю, что и это не исключено! — зло отозвался Курт. — Я уж не говорю о том, что сама эта мысль — дикость!
— Почему? Потому что лично вам она претит? Я вот не треснул пополам, отпустив сына своей дорогой.
— О да, это одного порядка вещи — дать ребенку уйти в студенты и сделать его кровососущей тварью!
Курт запнулся, поймав на себе взгляд фон Вегерхофа, и замер, судорожно подбирая слова и не находя нужных, чувствуя, что краснеет — впервые за последние пару десятков лет.
— Я…
— Я понял, — не дав ему договорить, мягко перебил стриг. — И ты прав.
— Но не ему это решать!
— Эй, — тихо окликнул Мартин, и вокруг воцарилось тревожное молчание. — Я уважаю хорошую дискуссию, но я тут умираю как бы…
Он снова закрыл глаза, медленно и хрипло выдохнул, облизнув губы, и с видимым трудом снова поднял веки.
— Не тебе это решать, — проговорил Мартин едва слышно, но четко. — Он прав.
— И ты… — Курт снова осекся, снова не зная, какие слова подобрать и как спросить; тот чуть заметно кивнул:
— Да. Хочу.
— Но я не знаю, сумею ли, — так же негромко возразил фон Вегерхоф. — Никто не знает, что из этого может получиться.
— Быть… сыном любимчика начальства иногда очень выгодно, — натянуто улыбнулся Мартин. — Например, я знаю, что Совету… давно не дает покоя эта мысль — «а что получится». Но с добровольцами… было негусто, и вам с отцом Бруно совесть и вера не позволяли ставить такие опыты… Ну вот. У нас есть подопытный, которому хуже уже не будет, и… опыт будет оправдан чем-то большим, чем любопытство.