Тьма века сего
Шрифт:
— Выгнали? — бледно улыбнулся незнакомец.
Улыбка у него оказалась столь же колючей, как и взгляд, и Лоренц поежился от почти физически ощутимого холода, с тоской покосившись на дверь.
— Нет, я… Я не вступал даже, — неуверенно ответил он. — Никаких тайных знаний у них для меня нет, все гильдейские секреты давно всем известны, надо только не лениться и учить. Я и изучил. Но вот эту песню, вы правы, писал не по правилам, а как мне показалось лучше.
— Много у тебя таких в запасе?
— Эта единственная, — смущаясь и удивляясь собственной откровенности, сожалеюще вздохнул Лоренц. —
— А за эту?
— Где как, по-всякому бывало…
— Тебя еще нигде за нее не побили? — хмыкнул незнакомец, и Лоренц невольно улыбнулся в ответ:
— Однажды было дело… Но не за саму песню: это случилось под Нюрнбергом, и напали гильдейские. Не понравилось, что чужак-одиночка у них хлеб отбивает…
— Хочешь сказать, что в целом тебя с этой песней принимают благосклонно?
— Мне кажется, людям нравится. Не все об этом прямо говорят, но мне кажется, я многих заставляю задуматься. Это уже немало.
— Тебе сколько лет? — с таким сочувствием в голосе спросил незнакомец, что он растерялся, не зная, как реагировать.
— Девятнадцать… — ответил Лоренц не сразу. — А что?
— Я правильно понял, ты это свое творение несешь, как проповедь, и для этого именно в путь и пустился?
— Но кто-то же должен…
Собеседник коротко усмехнулся снова, и на сей раз теплоты в его лице было куда больше, хотя Лоренц был уверен, что улыбался он каким-то своим мыслям или воспоминаниям, а вовсе не ему.
— Действительно, — согласился незнакомец уже серьезно. — Ты в город или из города?
— Из города.
— Вернись, — велел тот и аккуратно выставил на столешницу столбик из пяти талеров. — Это чтоб тебе было где остановиться и чтоб не помереть с голоду.
— Не понимаю… — окончательно растерявшись, пробормотал Лоренц. — Зачем мне туда снова? Что я там должен делать?
— Найди там дом Клауса Месснера.
— Это же…
— …местный обер-инквизитор, да, — договорил незнакомец, когда он запнулся. — Найди его дом и поговори с ним.
— О чем?
— Ты хочешь, чтобы тебе не пришлось тратить время и силы на то, чтобы заработать пару лишних грошей историями про рыцарей и страдающих дам? Не предпочел бы израсходовать это время и эти силы на то, чтобы лишний раз донести до людей то, что хочешь? Чтобы появилась возможность создать хотя бы еще одно такое же творение, как это? Не думая о том, что будешь есть завтра, хватит ли средств на ночлег? Хочешь, в конце концов, узнать однажды, что слова твоей песни знает и рыцарь в Вестфалии, и крестьянин в Богемии?.. Словом, решай, — подытожил незнакомец, поднявшись и забросив на плечо стоящую у его ноги дорожную сумку. — Можешь оставить эти деньги себе и идти дальше своей дорогой, их ты в любом случае заслужил. А можешь сделать, как я говорю, и не зарывать талант в землю.
— Погодите! — не слишком учтиво схватив уходящего собеседника за руку в потрепанной поводьями перчатке, торопливо окликнул Лоренц. — А что мне ему сказать-то? Я же не могу вот так вломиться к обер-инквизитору с улицы и начать что-то там рассказывать. Что я должен сказать, кто меня к нему послал?
— Скажи — «фон Вайденхорст велел зайти», — аккуратно, но непреклонно
Глава 1
— Александер, еще один разок!
— О нет, ma ch'erie [3] , довольно. Я больше не могу.
— Всего один раз, честно! Да перестаньте, вам же не сложно.
— Я польщен столь высоким мнением о своей персоне, однако я не стальной. Ты и без того превратила меня в кусок ветоши.
— Да ведь мы только начали!..
— Альта, — жестко оборвал Курт. — Отвяжись от человека.
— К человеку я и не довязывалась, — возразила та и, развернувшись, зашагала в сторону плаца.
3
Моя милая (фр.).
— Извини, — вздохнул Курт, и фон Вегерхоф с улыбкой отмахнулся:
— Laisse [4] . Ерунда.
— В двадцать три года пора бы знать, что такое тактичность…
— Да, — с деланой серьезностью кивнул стриг. — Ты прав: вся в отца.
Курт поморщился, бросив на приятеля хмурый взгляд исподлобья, однако спорить не стал. Фон Вегерхоф расправил плечи, потянувшись, и поудобнее устроился на каменном блоке, на котором восседал последние десять минут, наблюдая за происходящим на тренировочной площадке лагеря. Хауэр сидел рядом, и хотя видеть его не расхаживающим по плацу, а вот так сидящим в стороне приходилось в последние годы все чаще, Курт не мог отделаться от ощущения, что что-то в окружающем мире идет не так, как должно…
4
Брось, перестань (фр.).
— Как Крамер, справляется? — поинтересовался он, и Хауэр коротко усмехнулся:
— Вольф молодец. Достойная смена. Порой, правду сказать, ударяется в сожаления о том, что на оперативную работу ему путь закрыт, но когда видит очередной результат своих трудов — снова вдохновляется и берется за дело с еще большим рвением. Я и не слежу за ним особенно — выхожу сюда больше для того, чтоб не подохнуть со скуки и полюбоваться на хорошую работу… А вот и Хагнер.
Курт обернулся, глядя на рослого и широкого, как дверь, человека — обойдя собравшихся на плацу людей, тот двинулся к сидящим, на ходу надевая куртку и неприязненно щурясь от бьющего в глаза солнца.
— Максимилиан! — нарочито просительно воскликнула Альта, бросившись наперерез, и Хагнер, отшатнувшись, вскинул руки, не дав ей договорить:
— Нет!
— Макс!..
— Нет-нет-нет, — решительно повторил тот, обходя ведьму по широкой дуге. — Мне послезавтра заступать на ответственную службу, а от помятого и выжатого телохранителя толку не будет. Ведь ты не хочешь, чтобы Его Высочество в самый нужный момент остался без защиты?
Упомянутое Высочество, идущее следом за Хагнером, с показным сожалением развел руками: