Тьма внешняя
Шрифт:
Проходя мимо храма, Владислав задержался. Глазам его предстало небезынтересное зрелище. В простенке между помостом и храмом мылась, совершенно не стесняясь посторонних взоров, черная жрица. Девочка лет двенадцати лила ей на спину и голову воду из ковша, и та стекала на зеленую траву, почернев от сажи.
«Она крашеная, стало быть» – отметил про себя механически Владислав.
Другая, постарше, державшая красное платье, что-то сказала, жрица рассмеялась в ответ, блеснув белыми зубами на покрытом черными потеками лице, ласково потрепала ее по щеке, словно бы и не она только что хладнокровно зарезала почти такую же, как эта девчонка.
По дороге к землянке Владислав наткнулся еще на одно сборище. В небольшой роще,
60
Диана – богиня Луны, покровительница охоты и колдовства в римском пантеоне. Цернуннос, или Кернун, он же Рогатый бог – галльский бог лесов. Чтобы читатель глубже осознал весь идиотизм предстоящего обряда, ему следует представить, что какой-нибудь из современных сектантов устроил символическое бракосочетание славянского Перуна с индийской богиней Кали.
Несколько молодых прислужниц, под руководством жреца с большим серебряным пентаклем на груди, готовили ложе из цветков асфоделий, на котором совсем скоро и должна быть завершиться брачная церемония, к вящему удовольствию присутствующих…
Уже вечером, измучась каким-то тоскливым ожиданием, он решил выйти, и проветриться, благо другу стало лучше, пусть он и не очнулся. Но, по крайности, его забытье уже почти перешло в нормальный сон.
Городище преобразилось. Владислав шел, проталкиваясь временами сквозь толпу. Языки во множестве разведенных костров взвивались к начавшему темнеть небу, выплевывая мириады ярких искр. Вокруг них плясали люди, распевая песни. Серый, подсвеченный оранжевыми сполохами дым стлался по земле.
– Сюда! Сюда!
Чьи-то руки подхватили, потащили к огню. В ушах стоял только многоголосый гомон и треск дров в костре. Владислав оглянуться не успел, как попал в веселый хоровод. За ним втянулись две женщины и совсем молодой парень.
Хоровод, втягивая в себя все новых и новых участников, змеился меж кострами. Сумасшедший дикий танец меньше всего походил теперь на хоровод. Визг, вопли, пыль летящая из под ног.
Женщины хохотали и кричали, мужики ржали как жеребцы на случке, все с визгом подпрыгивали, держась за руки. Какая то девушка со смехом схватив Владислава за руки, увлекла его в танец. Потом передала его другой…
От третьей он уклонился, и ее тут же схватил за талию вынырнувший из мрака человек, и уволок не обращая внимания на слабое сопротивление. Владислав, ловко увернулся еще от одной прелестницы пробежавшей мимо него, и врезавшейся в веселую компанию, радостно заоравшую при этом.
Силезец, отбежал в сторону и опять побрел к землянке. Теперь он старался избегать костров, укрываясь в вечерней тени, так как почти возле каждого образовалось подобное столпотворение.
Что и говорить, субботнее празднество было в самом разгаре. На вынесенных из домов лавках, на разостланных шкурах, прямо на траве сидели и лежали люди. Пили из кадушек и кувшинов хмельные напитки, жевали зажаренное тут же на огне мясо дичи и свиней. Отовсюду слышались веселые выкрики, непристойное пение, женский смех, переходящий временами в визг…
Двое в безрукавках из овчины мехом внутрь, с ножами за поясом, волокли куда-то слабо упирающуюся совсем молоденькую девчушку, еле державшуюся на ногах от выпитого. Окружающие явно не теряли даром времени, наслаждаясь благами
Доносились нестройные песни, слышался женский смех, временами переходивший в веселый довольный визг и стон. Но Владислав шел мимо, напряженно раздумывая.
«Уходить отсюда надо как можно скорее. Даже если придется идти пешком и без оружия», – думал Владислав. – Завтра-послезавтра – самое позднее. А если именно завтра за нами придут, и потребуют какой-нибудь дьявольской присяги, когда надо будет плюнуть на крест, или богохульствовать? Или их раскусили, и придут сегодня ночью? Зрелище залитого алой кровью алтарного камня встало перед глазами. Сейчас самое время уйти, когда всем им не до них. Но Матвей… Или рискнуть, и попытаться утащить его на себе… Уходить без коней и припасов, без оружия, имея на руках полумертвого товарища? Проклятье… еще хотя бы пару дней!
Глава 8
Комавенту секции А-329, от Хранителя Таргиза.
Прошу предоставить мне личное время, в размере пяти стандартных суток.
Не возражаю.
Комавент Мария Тер-Акопян.
Таргиз лежал на серой пушистой шкуре саблезубого тигра, мелкими глотками смакуя вино из серебряного бокала тонкой работы.
Выглядел он божественно, превосходно. Здесь, на Мидре, таких, наверное, и не делали, как вряд ли на этой планете были вышиты ковры столь дивной красоты, которые сейчас украшали стены комнаты.
У Мидра нет ничего своего. И они тоже – чужие.
Эти мысли, с некоторых пор все чаще смущающие его прежде безупречно холодный ум, быстро рассеялись, едва он вдохнул аромат цветов. Их здесь было несметное количество. Везде вдоль стен в огромных керамических вазах стояли разнообразные, источающие наидиковиннейшие ароматы цветы. Все перемешалось здесь: и упоительный сладковато-медовый аромат роз, и тонкий, едва различимый запах пионов, высокие, белые, приносящие упоительно – пьянящий восторг лилии и еще сотни других, не менее экзотических и прекрасных.
Пол покрывали шелковые ковры самых нежных оттенков: от густо фиолетового, до тонких переливчатых оттенков розового и нежно зеленого. Некоторые ковры представляли из себя целые вышитые картины, которыми просто нельзя было не любоваться. На резных полочках стояли раскрытые ларцы с украшениями: хозяйка обожала драгоценности, не только извлекала их из всевозможных миров, но даже заказывала их у ювелиров, живших в поселениях Свободных…
В конце концов, он может себе позволить отдых – почти два солнечных года без перерыва он посвятил работе, причем самой тяжелой и кропотливой из всех, которыми ему приходилось заниматься прежде.
Тем более, что на отдыхе настоял тот, кто входит в число правящих Мидром.
От мыслей его отвлек легкий порыв ветра, ворвавшийся через открывающуюся дверь. Гохриз ленно повернул голову, томно улыбнулся.
В комнату вошла Сакарра. Она была совершенно обнажена, так, что взору открывались безупречные формы точеного тела. Лишь грудь и низ живота прикрывали гирлянды из пышных цветов, дразня и маня.
Густые каштановые волосы спадали до плеч, в глазах, огромных и бездонных плескалась магма желания. На лице ее бродила лукавая, развратная улыбка, полные губы манили к себе, заставляли бурлить кровь. Цветные блики солнца, падавшие сквозь замысловатый витраж играли на ее смуглой коже, перетекая по мере того, как она с ленивой грацией приближалась, с широких безупречных плеч на стройные ноги. Что и говорить, она была столь прекрасна, каковой только могла быть женщина.