Тьма внешняя
Шрифт:
Суматоха и паника, которую он еще и усугубит, позволит ему беспрепятственно покинуть место убийства. В последний день перед выходом герцог все же попытался выяснить у него: что именно он собирается делать? Но Артюру удалось отделаться невразумительными рассуждениями о том, что демоны могут стать вершителями справедливости и воли Господа, и еще что-то о взаимной коньюнкции Юпитера и Марса, благоприятствующей этому.
И вот сейчас ему предстояло выяснить – какие опасности подстерегают его на выбранном пути и как их избежать.
Ни гадальные карты – таро, ни гадальные кости-тессеры, выточенные из берцовой кости казненного отцеубийцы, ни астромантия, требовавшая почти недостижимой точности вычислений, тут не годились. Оставался единственный способ – гадание на
Просто тот, кто обращается к этому гаданию, зачастую сам отдает себя во власть судьбе и уже не в силах избегнуть предначертанного.
…В одиннадцать лет, вскоре после того как отец – небогатый марсельский фармацевт, научил его бегло читать по латыни, Артюр Мальери прочел хранившийся в скриптории одного из городских монастырей ветхий свиток «Епископских заветов». И более всего поразили его слова о еретиках, верующих в то, что, кроме Бога единого и истинного, существуют иные божественные и могущественные силы. Именно тогда он и уверовал в эти неведомые силы всей своей детской душой, уверовал сразу и на всю жизнь. С ранней юности искал Артюр ключи к тайному знанию, которое даст ему силу, что вознесет его над прочими людьми на головокружительную высоту.
Но до этого было еще далеко, а пока он должен был обучаться аптекарскому делу и долгие часы проводить в молитвах – его мачеха была весьма набожна. Родную мать он почти не помнил, ибо она умерла, когда Артюру было три года.
Когда ему исполнилось пятнадцать, отец умер, и ровно через сорок дней он покинул родной дом и родной город.
Следующие годы были годами напряженных исканий.
…Он читал чудом уцелевшие запретные книги и беседовал со знатоками тайных наук, бывал на колдовских шабашах, сам не раз служил обедню святого Секария, [29] ночами бродил среди безмолвных друидических кромлехов и лапландских менгиров, сложенных в незапамятные времена.
29
Обедня Святого Секария (Сихария) – разновидность Черной мессы.
Он постигал смысл наговоров и заклинаний деревенских колдунов и ведьм в лесных медвежьих углах, куда еще не дотянулись лапы инквизиции. В одиночку он посещал глухие места, пользующиеся дурной славой, о которых отваживались говорить только шепотом. Он побывал во многих странах на севере и юге, изучал магию и медицину в Александрии и алхимию в Валенсии.
Учился предсказывать свое и чужое будущее по снам у шотландского монаха, у хромого неаполитанского фокусника учился угадывать подлинные чувства и намерения человека по еле заметному движению лица.
У дряхлой сицилийской знахарки, любовником дочери которой был, сумел выманить рецепт приготовления любовного зелья, воспламеняющую кровь, рождающего безумную страсть, заставляющую забыть страх и стыд.
Всякое случалось на этом пути. Память услужливо извлекала из своих глубин эпизоды этой таинственной, зачастую опасной и одновременно притягательной жизни.
Ему шестнадцать лет. При свете ущербной Луны, повинуясь воле своего первого наставника в магических науках, он прокрадывается к виселице и, вдыхая смрад разлагающегося тела и вздрагивая от скрипа веревки, ищет в земле корень колдовской мандрагоры, сок которой позволяет видеть духов и обрести над ними власть. [30]
30
По средневековым преданиям, мандрагора вырастала под виселицей.
Вот он в Болонье в компании студентов – медиков, темной ночью выкапывает из могил свежих покойников, дабы вскрыв их, проникнуть в тайны человеческого тела. А вот он, уже в Тулузе, вместе с приятелем-алхимиком пытается приготовить целебный бальзам из все тех же мертвецов.
Вот он в комнатке, освещенной
Вот, в компании таких же как он, ступивших на темный путь магии водит хороводы, вокруг самодельного алтаря, на котором водружен потемневший от времени козлоголовый идол.
…Вот полянка в глубине дремучего саксонского леса. Он ведет в поводу коня, к седлу которого приторочены клетки с кошками, а в седле сидит юная девушка, почти девочка. Они разводят костер, произнося обращенные к полной луне заклятья. Девушка (ее зовут Эмма, но у нее есть и другое, тайное имя, которое она ему так и не открыла) бросает в костер пригоршню какого-то порошка, отчего полянку заполняет дурманящий, приторно сладкий дымок, а пламя приобретает сиреневый оттенок. Потом она выхватывает из клетки извивающуюся кошку, насаживает ее живьем на вертел и сует в костер. Потом еще и еще. Он спокоен – тагейрм, конечно, жуткий обряд, но, если он удастся, то даст власть над могучими демонами. Чад горелого мяса смешивается с дурманящим запахом ведьмовских снадобий, а истошный визг – с хриплыми заклинаниями, срывающимися с губ Эммы.
Потом когда над лесом занялась заря, а инфернальный костер обратился в груду тлеющих углей, молодая ведьмочка, утерев пот с испачканного сажей лица, вдруг с улыбкой шагнула к нему, на ходу стягивая через голову платье… Ее разные – как и положено колдунье, глаза – один карий, другой желто – зеленый, призывно смотрят на него.
Потом она притворно вздыхала, говоря что из-за этого обряд тагейрма мог произойти не так, как надо, но по мнению Артюра, все прошло как нельзя лучше.
Из своих поисков, длящихся вот уже почти полтора десятилетия, он вынес гораздо больше разочарований, нежели находок. Зловещие места по большей части оказывались просто выдумкой суеверных тупиц, в пещерах не было никого страшнее летучих мышей, а из книг хорошо если десятая часть содержала в себе хоть какой-то смысл. Демоны упорно не желали являться на его зов, несмотря на принесенных в жертву кошек и самые жуткие заклинания. Оставалось попробовать приманить их некрещеным младенцем, но к этому времени Артюр уже пришел к отдающему ересью выводу, что потусторонние силы не нуждаются в подобных лакомствах.
Он давно уже утратил окрылявшую его когда-то надежду, что сможет быстро отыскать нечто такое, что мгновенно вознесет его на вершину мира. Для обретения могущества требовалось отыскать иной путь, и тут неожиданно судьба вновь оказалась к нему весьма благосклонной.
…Зачатки этого таланта он обнаружил у себя еще в отрочестве.
Однажды, когда ему только исполнилось двенадцать лет, отец взял его с собой на рынок, за какими-то целебными травами. Впереди их ослика, загораживая собой почти половину узенькой улочки, важно шествовал грузный, низкорослый мужчина, тащивший под мышками две большие корзины со сладкими фигами. Артюр представил вдруг, как этот толстяк спотыкается на ровном месте и падает, растянувшись во весь рост. Он так явственно увидел это, что не сразу понял причину взрыва замысловатой итальянской ругани, и только подняв глаза удивленно уставился на неуклюже поднимающегося с земли коротышку. Рассыпавшиеся во все стороны фиги мгновенно расхватали вездесущие мальчишки.
Позже ему не раз удавалось проделывать нечто подобное, но ни для чего другого это странное умение, о котором он чуть не поведал на исповеди священнику, не годилось. Пока однажды не произошла встреча, все изменившая.
В то время он жил в Генуе, где состоял подручным у известного алхимика, постигая тайны этой науки. Увлекла его вовсе не мысль получить золото из свинца, а мечта об эликсире жизни. Он довольно быстро понял, что ничего не добьется на этом поприще, и уже собирался покинуть город.