«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
— А которые в болоте, — говорю, — те страшны — серые, вот как мох. Я видел. Сидят, качаются и воют. А глазищи у них серые и глядят на меня. Ну, я — «Да воскресни» [367] , да бегом…
— Ерунда, Герасим, выдумки. Показалось тебе…
— Ну, нет! — убежденно тряхнул головой Герасим. — Есть такие колдуны. Он всю жисть тебе испортить может. Злой человек есть, укройся от него… Все это от Велеса осталось.
— А какой же Велес был, не слыхал ли?
367
«Да
— Слыхал… Во какой агромадный… Голова золотая с рогами, а в ней жрецы, что ли, сидели, а главного Кича звали… А ночью у него изо рта пламя шло и глаза горели. Далече видать было. Наша деревня, Буково, потому зовется, как князь Бука жил здесь. Детей-то пугают: бука, бука… Это от нас.
Мы вышли на дорогу.
Показались дремавшие в ночи высокие сараи, запахло дымком деревни.
У дома Герасима залаяла собака и, узнав нас, с радостным визгом запрыгала около. Хорошо прийти домой из лесной чащобы.
Ночью вернулись от заутрени жена и дочь Герасима, привезли освященные куличи, пасху и крашеные красные яйца. Бабы накрыли стол чистой скатертью и хлопотали у печи до утра: пекли оладьи и пироги.
А когда я проснулся — никого в избе не было: все уехали к ранней обедне. На столе — полно угощенья.
Вернулись от обедни все принаряженные. Дочь Герасима, Анна, в черную косу вплела большие пунцовые ленты. Пришли гости: железнодорожный мастер, портной и Василий Иванович Батранов, чудной мужик, из Итлари. Про Батранова идет слава: колдун.
Похристосовались, сели за стол.
В окно льется солнце, видны ветви с распускающимися почками, трава на дороге радостно зеленеет. Красные яйца и белая скатерть, налитые рюмки с водкой блестят, залитые солнцем. Пахнет хлебом и ветчиной. Отрадно на душе.
— Василий Иванович, — говорю я чудному мужику Батранову, — выпьем за Велеса… Про тебя поговаривают, ты — колдун. Вот вечор, в лесу, нас что-то пугало, и Герасим слышал… Должно быть, это — ведьмы твои.
Батранов хитро посмотрел на меня.
— Да, бывает, пуганет, — нехотя ответил он.
Герасим, посмеиваясь, сказал о Батранове:
— На свадьбе, он, Василий Иваныч, главный, его в красный угол сажают, пироги, вино ему первому подносят. Колдун, потому. Испортить всю свадьбу может, жениха и невесту, жисть всю. Ну и боятся его, все кланяются, потчуют…
Убояхся зело, Чтобы в наше село Сила вражья не вступила, Меня в плен не повлечех,— смеясь, пропел Герасим Дементьич.
— Смешно, а все же есть дело колдовое, — сказал Батранов задумчиво. — Оно в самой жисти заложено. Вот посмотри, весна, краса живая, на землю спускается, все оживает. Отходит печаль и горе. Но не все горя целимы. Неверная дружба и притворная любовь нецелимы. И злодей в весне мрачен, не любит весны, красы живой. Молчит, не гремит бубнами слов своих лживых. Злодею не переспорить весны, солнца, земли. В весне — мать-земля пришла родить, добром кормить детей своих, людев,
368
поступил… на тоню — тоня — поморское название рыбачьего стана на берегах Белого моря с комплексом разнообразных построек и сооружений; рыбный промысел.
— Барин, прикажите, за пятерку невод заведем. Может, на счастье ваше, лосося возьмем. Бывает…
— Ладно, — говорит, — да только вы, мошенники, ничего не поймаете, сжулите.
Обидно мне стало. За что, думаю, он нас так хаит?
А барин дает пять рублей и говорит:
— Закидывай на любовь мою, Надюшу, мою звезду вечернюю.
А над берегом, верно, низко так звезда горела. Ночи-то там светлы, в Питере. Ярко так горела, приветливо.
Тянем, смотрим, а в мотне три семги, да какие — по пуду. Прямо редкость. Ну и счастье ему привалило! Связали мы тяжелую рыбу и отдаем ему с поклоном.
— Тащи, — говорит мне барин, — до дому пойдем вместе. Моя звезда гуляет по лесу, вот тут, недалече. Не встретим ли ее?
А я ему и говорю, сам не знаю, с чего:
— Когда, барин, вашу звезду ищете, то на звезду надо идти прямо. Так и придем на вашу звезду-то.
Так и пошли мы прямо, на звезду. Прошли малость, а из кустов-то и выскочили двое — молодая его барыня, а с нею баринок.
Мой барин-то как закричит… Это звезда-то его с полюбовником… Барин и семгу бросил, и меня…
А месяца через два пришел к нам на тоню тот барин и спрашивает у меня:
— Почему ты знал, где Надя была, и повел меня на этакое дело?
— Не знал я, — говорю, — но почудилось мне, когда вы нас зря мошенниками обозвали, что ждет вас лихо.
— Колдун ты чертов, — сказал мне барин. — Пущай она обманывала — а теперь что? Места себе не найду — жалею ее…
Тайное лихо, что и не думалось, мне видать было по звезде. По звезде много узнать можно.
— Верно то, — помолчавши, сказал Герасим, — колдова, верно, что есть… А вот ты мне про то скажи, почто зло на свете живо? Вот на это никем ответа не дадено…
Хозяин мой
Домовладелец… Дом его был в Москве на Третьей Мещанской улице, около церкви Троица-капельки. При доме — небольшой сад, милый и уютный. У сада — крашеная конюшня. За зеленой загородкой цвели сирень и жасмины, в саду — березы, бузина, акации. Сад был густой, заросший. Причудливая беседка с раскрашенной крышей выступала из-за забора и была видна прохожим из переулка.
Приятен был особняк хозяина дома, а на дворе стоял еще приятный деревянный дом в две квартиры. В одной из них жил я.