То, чего нет
Шрифт:
– Ой, батюшки! – истерически выдохнул кто-то.
– Пойдем, Ахатани, – тихо сказал я и обнял ее за плечи. – Тебя больше никто не обидит.
Вообще-то по закону они могли теперь побить камнями нас обоих: и храмовую шлюху Ахатани, и меня, ее новоиспеченного мужа. Но я знал, что ни одна рука не посмеет подняться и бросить камень нам в спину. Так оно и случилось. Я увел Ахатани, Тенах ушел следом, и никто не бросил камень.
Когда мы добрались до дома, солнце стояло еще высоко, но мне казалось, что день прошел, а то и не один. Храмы, Поляны Белых Цветов, хохочущие
– А почему браслетов два? – спросил меня Тенах, явно желая отвлечь Ахатани от мрачных мыслей. – Ведь после того, как ты даешь женщине венчальный браслет, вы уже женаты, разве не так?
– Не совсем. Ты действительно ничего об этом не помнишь?
– Откуда? Я ведь с детства был посвящен, не забывай.
– Забудешь тут. Нет, одного венчального браслета мало. Он просто подтверждает, что я обязуюсь жениться и не откажусь от своих слов. И если у женщины с моим браслетом родится ребенок, он мой, законный, нравится мне это или нет. Если, например, я своей подружке на свиданке его надел, а потом жениться раздумал. Или если она не хочет. Пока выкуп не заплачен, у нее есть право выбора. Она может отвергнуть меня и выйти замуж на тех же основаниях, что и вдова. Но я все равно обязан ее защищать и оберегать наравне с ее мужем. А вот выкупной браслет завершает дело, это уже заключение брака.
– Разумный обычай, – заключил Тенах, – весьма. Разумнее теперешних.
Какие теперь заведены обычаи, я не спрашивал, а Тенах не стал их описывать.
– Пожалуй, надо его восстановить, – размышлял вслух Тенах, – или ввести что-нибудь похожее. Меньше будет обманутых девушек.
Интересно. Во времена моей юности в наших краях и слов-то таких не было – «обманутая девушка», и как раз благодаря обычаю дарить венчальный браслет.
– Кстати, Наемник. Можешь отказаться, но я бы хотел обвенчать тебя по теперешнему обряду. Чтоб никто ни к чему не мог придраться.
– Мудрое решение, Тенах. Вот завтра и обвенчаешь. Сегодня мне не до этого.
И тут я впервые услышал голос своей жены.
– Как тут хорошо, – тихо сказала она, глядя на мой дом и сад.
У меня дух захватило. Ее голос не принадлежал той, оскверненной земле, где уничтожают бессловесные цветы, и родная мать отдает на расправу толпе свою дочь, лишь бы потешить злобу. Он принадлежал моей земле, где жужжание пчел позолотило тишину, моим лугам и полям, моему саду и дому.
– Тебе и будет здесь хорошо, – сдавленно отозвался я.
– Я знаю, – ответила она. – Ты добрый.
– Впервые слышу, – ухмыльнулся я.
Тенах тоже сдержано фыркнул.
– Там, в пристройке, – я указал рукой, – можно помыться с дороги. Я сейчас затоплю. Вот только переодеть тебя не во что. В моей одежде ты просто утонешь, но ведь не оставлять на тебе этот кошмар.
Действительно, одежда Ахатани была ужасна. Нужно свирепо ненавидеть собственного ребенка, чтобы обрядить ее подобным образом.
– Трудное положение, – засмеялся Тенах. – Ни ей, ни тебе идти покупать одежду я бы не советовал. Во всяком
– Если у тебя есть немного холста, – запинаясь, выговорила Ахатани, – я бы могла…
Я засмеялся.
– Холста! Во второй комнате стоит сундук, там и полотно найдется, и шелк, и все, что положено. Вот с нитками потруднее… хотя… да, верно. На окне шкатулка, там вроде и нитки, и иголки, и всякая другая блажь. А пока сошьешь, возьми мою купальную накидку. Она большая, но ее можно подрезать. Сейчас я принесу. Только штаны переодену.
Ахатани покраснела. Посмеиваясь в душе над ее смущением, я отправился за штанами, накидкой, полотенцем и прочим. Признаться, меня захватили эти хлопоты. Так приятно было заботиться об Ахатани и не думать, что же мне предстоит в самом недалеком будущем.
Когда я истопил баньку и Ахатани удалилась мыться, я занялся стряпней. Тенах помогал мне со сноровкой, поистине удивительной для человека его положения.
– Хотел тебя спросить… дай мне перец… спасибо… хотел спросить, только не мог при Ахатани… и масло тоже… за что так невзлюбили бедных храмовых шлюх? Каждый зарабатывает, как может.
От возмущения Тенах чуть не высыпал на меня муку. Я предусмотрительно забрал ее из его задрожавших рук.
– Если отшельник спит с женщиной, – возгласил он торжественно, словно со ступеней храма, – его подвижничество уничтожается.
– Да? – я в упор рассматривал Тенаха, пока он не опустил глаза. Тогда я откровенно рассмеялся.
– Поверь ученику воина-мага, Тенах. Это нет так. Не всегда, но как правило.
– Но ведь ты не для того услал Ахатани, чтобы беседовать со мной о распутницах, – проворчал он.
– Не для того, – подтвердил я. – Поставь салат сюда. Ну, вот и славно. Когда Ахатани выйдет, мясо как раз будет готово. Пойдем, сядем, поговорим в холодке.
Мы расположились в тени, и в ожидании трапезы я вновь наполнил наши стаканы.
– Теперь о деле, Тенах. Скоро полнолуние. К этому времени мне нужно провернуть одну работу. Смотри сюда, – я быстро начертил на земле течение реки с рукавами и притоками. – Так вот, хоть весь свой монастырь сгони, хоть полдеревни в заложники возьми, чтоб остальная половина работала, но к полнолунию вот здесь, – я провел черту, – мне нужна дамба. На одну ночь. Потом можешь ее разрушить. Но к полнолунию это русло должно быть сухим.
– Сделаем, – после недолгого раздумья пообещал Тенах. – А почему не это? С ним возни было бы поменьше.
– Не подходит. Там рядом проходит дорога, а вот это как раз нельзя. Я пока в ручье лежал, все обдумал. Конь у меня найдется, оружие, пожалуй, тоже.
– А жертва? – не отрывая взгляда от рисунка, спросил Тенах.
Я разозлился. Так вот что он обо мне думает!
– Послушай, настоятель, – сдерживая гнев, произнес я. – Если ты действительно хоть что-то слышал о том, как призывают таких созданий, то должен знать, что жертвой может быть только человек. И зачем вообще нужна жертва, ты тоже знаешь. И неужели я, по-твоему, могу хладнокровно обречь человека на ТАКОЕ?!