То, что меня не убьёт...-1
Шрифт:
Теперь Серёга изобразил улыбку:
— Да ведь сами знаете, она вообще очень необычный человек, как ни посмотри. Немая. Учится хоть и без желания, но здорово. Ну, некомпанейская она… Но я бы её не стал за это винить.
— Я бы тоже, — согласился Пётр Данилович. — И что, это всё?
— А что — этого мало? — удивился мальчик. — Ну, тогда я не знаю. Может, я что-то пропустил… понимаете, она… она мне нравится. На сестрёнку мою похожа… была похожа в прошлом году…
Серёга искренне загрустил. Вспомнил обтянутые блёклой кожей косточки, выпирающие даже из-под простыней,
— Скажите, Пётр Данилович, её ведь здесь вылечат? У вас же самые лучшие врачи… Или это всё враки?
Мужчина с сочувствием поглядел на него:
— Да вылечим, конечно… Хорошо, что ты её сегодня нашёл. Как тебе это удалось, кстати?
Серёга пожал плечами:
— Не знаю… Я всё время как бы искал её, смотрел на людей, а хотел увидеть её. Но я не знал, что это она. Когда увидел впервые, просто поразился — такая маленькая и на улице. Почему другие-то внимания на неё не обращали, вот скажите? Видно же, что ребёнок пропадает! Это же не бичара какой-нибудь — девочка, она не может быть сама виновата, что с ней всё это случилось! Я хочу сказать, взрослые решают сами, как им жить, и за нас тоже решают! Так что я не знаю… Там, в подвале, я до последнего не был уверен, Милка это или нет. Как это могло с ней случиться, Пётр Данилович?
Он выдохся, замолчал, разглядывая свои руки, потом глянул исподлобья:
— А вы ведь за мной следили, да?
— Следили, Серёжа, — кивнул Петр Данилович. — Девочку надо было найти. Теперь её уже лечат. А вот её бабушку не нашли до сих пор.
Серёга помолчал. Потом сказал:
— Жалко. Хорошая была тётка… женщина. Милка переживать будет.
— Полагаешь, она ещё не знает?
Мальчик взглянул удивлённо:
— Мне-то откуда знать. А… Пётр Данилович…
— Да?
— Мне можно будет её навестить?
— Почему же нет — когда придёт в себя. Ты ведь поживёшь здесь до тех пор?
— А меня в детдоме не потеряют?
— Думаю, это мы уладим. Ну, — он встал, — на сегодня достаточно. Ложись спать, Сергей. Спокойной ночи.
И вышел. А Серёга раздевался, чистил зубы, укладывался в постель и всё думал, думал… Он думал — не наговорил ли чего лишнего. Не навредил ли непонятно во что вляпавшейся Милке. И не аукнется ли ему то, о чём он умолчал. И удастся ли вообще отсюда убраться…
А в другой комнате множество людей анализировало запись разговора на предмет его искренности, выуживая то, чего не знал и не мог знать сам мальчик, и выстраивая стратегию использования отношений между двумя детьми на предмет возможности влиять на девочку. И Пётр Данилович тёр руками усталое лицо, рассматривал вещи, имевшие отношение к девочке, и саму девочку, прикидывал, не опоздали ль они все, не тянут ли пустышку, и старался придумать, как бы всей большой и дружной компанией не сесть в очередную лужу.
В «гостях»
Доктора воевали с пациенткой. Пётр Данилович долго смотрел из соседней комнаты сквозь зеркальное окно на их возню, не понимая, что они делают, наконец, вошёл и спросил:
— Кто-нибудь может мне объяснить,
Медики вытянулись, как рядовые на плацу, и отпустили пациентку, которая, не приходя в сознание, сейчас же повернулась на бок и подтянула к себе руки и ноги.
— Вот… — указал на это один из врачей, поправляя на себе растрепавшуюся форму. — Извольте видеть.
— Ну и что? — не понял Пётр Данилович.
— А как нам аппараты подсоединять?! — возмутился медик. — Они рассчитаны на горизонтально-фронтальное положение пациента!
Пётр Данилович подумал, глядя на свернувшуюся клубком девочку.
— Я правильно помню, все ваши приборы так или иначе дублируют друг друга?
— Да, но…
— Значит, в этом случае подключайте только те, которые возможно. Она же дышит сама? Пульс уверенный? Если опасаетесь, придайте сиделку, пусть глаз не сводит.
— А капельницу как?
— Хорошо, одну руку привяжите.
Миль просыпалась и засыпала снова. Чувствовала, как её то и дело переворачивают, колют то пальцы, то плечо, то спину, то ягодицы, обтирают, заворачивают, вливают в рот маленькими порциями жидкости… Но не просыпалась.
А потом проснулась окончательно и убедилась: не приснилось, она точно в больнице. Без интереса посмотрела на людей в привычных белых одеждах. Немного странным показалось, что в белое они затянуты целиком, на руках — перчатки, даже на лицах маски, правда, прозрачные. И приборов столько сразу она раньше не видела. Потом поняла, что все эти приборы сейчас обслуживают её одну, и это её тоже не обрадовало. Значит, ей было совсем плохо. Она попыталась оценить своё состояние, но кроме полной беспомощности ничего не поняла. Кашля вроде нет. Температура… ага, могла бы быть и повыше. А вот и головокружение… Так, вставать не разрешат.
Она закрыла глаза, полежала, соображая. Подвал она помнила, крыс тоже… Как же она тут-то очутилась?
Кто-то рядом прочистил горло, явно привлекая внимание. Ну-ка, кто к нам пришёл?
Пришёл немолодой дядечка в белом халате поверх серого костюма. Сел возле постели, так, чтоб его хорошо было видно. В руках держит блокнот. Стало быть, всё о ней знают, и как звать, и всё остальное. Милиция, что ли?
Миль ему кивнула. Дядечка улыбнулся:
— С пробуждением, спящая красавица. Я — Пётр Данилович. А ты у нас Мила Ратникова. Девяти лет. Живёшь с бабушкой в Талицком переулке, в доме номер шесть, в квартире двадцать второй. Должна была явиться на учёбу в седьмой «В» класс восемьдесят восьмой средней школы, но не явилась. Расскажешь, что случилось?
Он положил ей на живот блокнот с ручкой. Миль блокнот приняла. Держать его было непривычно трудно. Ручка норовила выскользнуть из рук. С каких это пор милиция занимается нерадивыми школьницами? Нет, не милиционер это.
«Бабушка нашлась?» — написала она. Пётр Данилович прочёл и дрогнул лицом — Миль показалось, что хотел усмехнуться, но сдержался.
— Нет, не нашлась, — ответил он. — Почему ты не пришла в милицию?
Миль пожала плечом. Валим всё на бабушку, она бы простила.