То, что мы оставили позади
Шрифт:
— Ты кажешься напряжённым, — заметил Эмри.
— Напряжённым? С чего бы мне быть напряжённым? Мне всего-то приходится иметь дело с клиентами, ФБР продвигается черепашьими темпами, надоедливая женщина нарушает мой график, а за мной тянется хвост, который так и воняет преступной организацией Хьюго. Нет причин для беспокойства, — огрызнулся я.
Улицы города всегда кишели чёрными роскошными внедорожниками. Но я всё равно сбросил след, когда меня предупредили о прибытии Слоан.
Я не смог решить проблему безопасности, потому что мне нужно было её увидеть. Я был вынужден игнорировать
А потом я растерял все остатки дисциплины. Я забыл самые элементарные уроки. Близость Слоан ко мне привела её слишком близко к опасности. Так было всегда.
Мой друг сложил пальцы домиком на своём округлившемся животе и выжидательно уставился на меня.
Я понял, что даже не успел присесть. Я расхаживал перед камином в доме этого мужчины с той минуты, как пришёл. Сегодня вечером мы должны были поужинать. Но стоило ему взглянуть на меня после открытия двери, как он снял фартук и жестом пригласил меня в свой домашний кабинет.
Я поднёс кончики пальцев ко лбу.
— Прости, Эмри. Я испортил наши планы на ужин.
Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз чувствовал себя настолько неуправляемым. Мне нужно обуздать свои чувства, чтобы остановить образы, которые постоянно прокручивались у меня в голове. Эти зелёные глаза, полуопущенные веки. Приоткрытые алые губы.
Он отмахнулся от моих извинений.
— Это запеканка. Ей ничего не будет.
— Ты её сжёг, не так ли?
Он печально улыбнулся.
— Я удивлен, что ты не заметил запаха угля.
Я ничего не заметил. Мне реально нужно успокоиться, чёрт возьми.
— Она приводит меня в бешенство, — сказал я, продолжая расхаживать по комнате.
— Агент ФБР?
— Нет! Слоан.
Посмеиваясь, Эмри поднялся со своего кожаного кресла и подошёл к латунной барной стойке. Она стояла у него под картиной, изображавшей штормящее море, которое бросало вызов деревянному кораблю.
Я прислонился к каминной полке и заставил себя перестать думать о том, каково было чувствовать Слоан зажатой между мной и письменным столом.
Эмри налил два бокала вина из изящного графина. На нём был чёрный шерстяной свитер, украшенный неоновыми рыбками и надетый поверх клетчатой рубашки на пуговицах.
— Этот свитер заслуживает того, чтобы его сожгли, — заметил я, когда он протянул мне один из бокалов. Он был похож на чьего-то доброго, незадачливого дедушку.
На мгновение мне стало интересно, о чём он думает, когда смотрит на меня. Похож ли я на генерального директора многомиллионной компании? Похож ли я на того, кто мог бы стать чьим-то мужем, чьим-то отцом? Или я похож на злодея, каким и был на самом деле?
— Давай отложим тему несносной Слоан — временно — и вернёмся к той части, где говорится о том, что за тобой следит организованный преступный синдикат, — предложил он, указывая на второе кресло.
— Я не привёл их сюда, если ты об этом беспокоишься, — сказал я, неохотно садясь.
— Хммм, — последовал выразительный ответ.
Я выдохнул. Как сказал бы Эмри во время нашей психотерапии, я «окрашивал чужие слова определениями своего эго». Теперь
— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать — ты принимаешь все меры предосторожности, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Я беспокоюсь о тебе. Заботишься ли ты так же о себе самом?
— Ты можешь просто сказать мне, как перестать испытывать все эти чувства, чтобы я мог сосредоточиться на том, что должно быть достигнуто? — спросил я, уставившись в стакан.
— Если бы мы были на сеансе, я бы сказал что-нибудь заставляющее задуматься. Например, что иногда чувства, которым мы сопротивляемся больше всего, могут многому нас научить. Затем мы могли бы обсудить, почему в подробном списке ситуаций, которые любой счёл бы сложными, тебя больше всего волнует женщина из твоего прошлого. К которой, как ты утверждаешь, ты не испытываешь ничего, кроме неприязни. Но мы всего лишь два друга, которые собираются заказать пиццу, чтобы нам не пришлось есть дымящийся «метеор» у меня на кухне. Я спрошу тебя как друга. Почему визит библиотекаря приводит тебя в большее замешательство, чем тот факт, что босс мафии может знать, что ты помогаешь ФБР возбудить против него дело?
Потому что я контролировал ситуацию, когда дело касалось Энтони Хьюго.
Потому что я знал, как вести себя с такими людьми.
Потому что я наслаждался их гибелью.
— Потому что она напоминает мне о прошлом, которое я предпочёл бы забыть, — сказал я вслух. — Она предала меня, когда я был уязвим.
А сегодня она раздвинула для меня бёдра, усевшись на мой стол, как будто ей там самое место. Как будто она хотела быть там. Как будто она хотела, чтобы я был там.
Я выбросил эти образы из головы и заменил их другими, более старыми и мрачными воспоминаниями.
Слоан, выглядящая убитой горем и храброй, её рука на перевязи, в изумрудных глазах блестят вызывающие слёзы.
«Что ты наделала?» — кричал я на неё. Что я имел в виду, но не сказал, так это «Что он наделал?»
— Люсьен, ты умный мужчина, — заявил Эмри, глядя на меня поверх своего бокала.
Мне уже не нравилось, к чему всё шло.
— К чему ты клонишь? — спросил я.
— Предполагаю, что ты как достаточно умный мужчина понимаешь, что не можешь просто забыть прошлое или притвориться, что его не существует. И поскольку ты провёл значительное время на терапии у блестящего психотерапевта, я напомню тебе, что единственный выход — это пройти через это. Ты не можешь просто держать свои эмоции в коробке с закрытой крышкой и ожидать, что они там и останутся. Чувства так не делают.
— Тогда я напомню тебе, что мы оба знаем, почему опасно выпускать эти эмоции из коробки.
— У тебя гораздо больше самоконтроля, чем ты думаешь, — отметил он.
— Этот контроль основан на том, чтобы не позволять своим эмоциям взять надо мной верх.
— Есть разница между подавлением импульсов, которые есть у каждого, и отказом признавать какие-либо чувства вообще.
Я усмехнулся.
— У меня есть чувства, которые я признаю постоянно.
— Например? — подтолкнул Эмри.