То есть это
Шрифт:
Ошо, какой определение вы даете политику?
Если человек избегает автомобилей, значит, он пешеход. Если человек избегает налогов, значит, он бизнесмен. Если человек избегает ответственности, значит, он судья. А если человек избегает всего на свете, значит, он политик.
Ошо, как-то раз вы рассказали анекдот Пурне, который уезжал от нас. А я остаюсь. Вы расскажете анекдот и мне тоже?
Конечно, расскажу.
Еврейский раввин решил посидеть вместе со священником в его будке для исповедей, чтобы изучить принципы католической религии. Пришли две женщины, одна за другой, и они признавались в том, что переспали
Вдруг священника срочно позвали исповедать умирающего. Он велел раввину остаться и слушать признания остальной публики.
— Только не забудь получать с них по десять долларов, — напутствовал священник раввина, выходя из церкви.
Первой исповедницей была девушка, которая призналась раввину в том, что спала с дружком.
— Три раза? — спросил раввин.
— О нет, святой отец, только однажды, — ответила девушка.
— А ты уверена в том, что не три раза? — уточнил священник.
— Нет, святой отец, только однажды, — настаивала девушка.
— Ладно, — заключил раввин. — Вот что я тебе скажу: прочти три раза молитву, опусти в ящик десять долларов, и церковь должна тебе две ночи с дружком.
Глава 13
23 октября 1980 года
Молитва льется сама собой
Самый большой вклад провидцев Упанишад состоит в том, что они сделали этот мир и другой мир синонимичными. Они отбросили идею о мирском и священном. То представляет собой абсолютное, высшее, дальний берег, а это представляет собой непосредственное, существующее здесь и сейчас, этот берег. И то, и другое — это одно, потому что то есть целое, и это есть целое, и
Обычные религии живут за счет осуждения этого мира. Осуждая этот мир, они славят другой мир. У Упанишад совсем другой подход: они славят этот мир, со всей его красотой и великолепием. Славя этот мир, они славят и другой мир. Это жизнеутверждающий подход.
Упанишады испытывают чувство глубокой любви к жизни. Они не учат отречению, они учат радости. Они согласились бы с такой постоянной речью Иисуса к его ученикам: «Радуйтесь! Радуйтесь! И снова я говорю вам: радуйтесь!» У Упанишад очень эстетический подход к жизни, это не подход отшельника, но подход поэта, художника, музыканта, танцовщика. Их подход никоим образом не патологический.
Но это понимание полностью исчезло. Вместо экстатического видения жизни в течение трех тысяч лет человечество смотрело на жизни как садист и мазохист, призывая мучить себя и учить другим людей мучить себя, потому что это, мол, единственный способ заставить Бога радоваться. По сути, это осуждение Бога, как будто Бог — мучитель, как будто он наслаждается тем, что люди испытывают боль и муки.
Даже в наше время мы продолжаем хвалить аскетическое отношение. Человек, мучающий себя, становится великим святым. Если он постится, морит голодом свое тело, ложится на ложе из гвоздей, стоит голышом на холоде, сидит в жаркое время года в окружении огня, тогда мы очень уважаем его.
Это уважение просто указывает на то, что наши умы находятся в очень больном состоянии. Мы не стремимся к здоровью, к цельности, к радости, к блаженству. Мы убиваем себя и других. От имени религии совершается массовое самоубийство. Все человечество стало склонно к самоубийству.
Для того чтобы понять эти последние сутры Упанишад, вам нужно запомнить одно: с точки зрения Упанишад, запредельное не против мира, оно внутренняя его часть. Запредельное тоже принадлежит миру, оно не далеко, оно глубоко в том, что пребывает здесь и сейчас. Так же, как река нуждается в берегах, жизнь нуждается и во внутреннем, и во внешнем.
Смотря на реку, вы видите два берега, но если вы нырнете глубоко в реку, то обнаружите, что эти два берега не отдельны друг от друга, на дне реки они соединены вместе, они едины. Таким же образом едины это и то. Они кажутся разделенными, но это только кажется, пусть эта иллюзия не введет вас в заблуждение. Нырните глубоко, чтобы вы могли найти высшее единство.
Так называемые мазохисты, аскетические святые говорят об адвайте, о единстве, но это, по всей видимости, пустые слова, всего лишь болтовня, потому что их поведение, образ их жизни демонстрирует как раз двойственность. Они отрекаются от мира. Если мир иллюзорен, тогда зачем отрекаться от него? От чего отрекаться? Никто же не отрекается от собственных снов. Пробудившись утром, вы не делаете важное заявление к миру: «Я отрекся от всех своих снов ночи!» Пробудившись, вы просто знаете, что эти сны не были частью действительности, они были только фантазиями ума. Не от чего отрекаться, сны испарились сами собой. И если вы настаиваете на отречении от снов, это просто говорит о том, что вы все еще грезите. Теперь ваш сон состоит в отречении от снов. Таков ваш новый сон. На место прежних снов приходят новые сны.
Кто-то пытается завоевать мир (человек вроде Александра Македонского), кто-то пытается отречься от мира (человек вроде Шанкары). Но они оба сходятся в одном: мир существует. Шанкара говорит, что мир нереален. Если он нереален, то куда же вы идете? Тогда зачем вы отрекаетесь от него? Тогда к чему эта настойчивость, это требование? Весь акцент на отречении доказывает как раз обратное тому, что подчеркивается.
Когда я был студентом, один профессор в университете часто рассказывал о своей храбрости, бесстрашии, причем настолько часто, что не проходило ни одного дня без того, чтобы он не упомянул, так или иначе, о том, что он храбрый человек. Я слушал его, по крайней мере, два или три месяца, а потом встал и спросил его:
— Вы каждый день настойчиво утверждаете, что вы великий храбрец, и, таким образом, демонстрируете в себе наличие трусости. Иначе к чему такая настойчивость? Кому вы пытаетесь доказывать это? Мы же не спрашиваем вас, трус вы или храбрец. Мы пришли сюда не для того, чтобы расспрашивать вас о вашей храбрости или вашей трусости. Нам вообще нет дела до этого. Зачем вы все время делаете столь громкие заявления?
Что бы он ни говорил, какие бы темы он ни обсуждал, мы всякий раз приходили к выводу он том, что он доказывал аудитории, что он храбрый человек.