Точка опоры
Шрифт:
– Вот это хорошо! Это ваш долг! И я думаю, - в глазах Ленина блеснула теплая улыбка, - Мария Федоровна при первой возможности поможет нам привязать вас к столу. Не так ли?
– Как смогу...
– улыбнулась Андреева.
– А вы по-женски, настойчивее. Партии нужны такие книги... Но мы с вами отвлеклись в сторону.
– Ленин подался грудью поближе к Горькому. Так где же московские рабочие создают боевые дружины? Нам нужно знать все.
– На Пресне. А в подпольной мастерской Московского комитета мастерят бомбы!
–
– У Алексея в столе патроны.
– А не рискованно ли сие?
– насторожился Владимир Ильич.
– Для вас обоих.
– Ничуть не рискованно. Право слово.
– Горький, подергав усы, улыбнулся.
– Нас охраняют такие молодцы! Не люди - богатыри!
– Кавказская боевая дружина!
– пояснила Мария Федоровна.
– Двенадцать... Не апостолов, понятно, а, так сказать, мушкетеров. Во главе с Чертом!
– Это кто ж такой? Самый отважный?
– Смелей его не сыскать. Нас от Кремля отделяют только Моховая улица да Александровский сад. И наши молодцы дежурят в квартире. Ночами спят поочередно. Кто на диване, кто на шкуре белого медведя в моем кабинете.
– Похвально, что Московский комитет позаботился! Но и сами будьте всегда начеку. Говорю об этом только потому, что каждый из нас должен помнить об ужасной гибели Баумана. Ох, как нам недостает его! Расскажите-ка о похоронах.
...В свой последний день Николай Эрнестович, освобожденный из Таганки, по взбудораженным улицам Москвы спешил привезти демонстрантам красное знамя. И тут из какой-то подворотни выбежал черносотенец, подосланный охранкой, ударом обломка водопроводной трубы свалил его насмерть.
Хоронила Баумана вся рабочая, вся прогрессивная Москва. Улицы были переполнены небывалым людским потоком: более трехсот тысяч москвичей отдавали последний долг отважному Грачу. Впереди и по бокам колонны шли, крепко взявшись за руки, дружинники с красными повязками на рукавах. Так они охраняли похоронную процессию в течение девятичасового пути до самого кладбища. Оробевшие перед грозой, черносотенцы попрятались в подворотни.
Впереди красного гроба - полторы сотни венков. Рассказывая об этом, Горький умолчал, что на одном из них алела траурная лента: "От М. Горького и М. Андреевой - товарищу, погибшему на боевом посту".
Скорбно звучало тысячеголосое "Вы жертвою пали...". Реяли на ветру триста знамен. На одном из полотнищ жгучей молнией сверкали слова: "Долой самодержавие".
Поравнялись с Художественным. Там в этот час репетировали пьесу. Вдруг на сцену вошел рабочий с ружьем, закинутым на веревке за плечо.
– Что же это вы, граждане?
– спросил с укором.
– Народ хоронит Баумана, а вы тут игрой занимаетесь!
Репетиция прекратилась. Актеры, поспешно одевшись, выбежали и, отыскав Качалова, шедшего за гробом, влились в колонну...
– Рабочий, говорите, с
– переспросил Ленин.
– Это знаменательно! Рабочие провожали своего трибуна с оружием в руках! Завтра они будут сражаться на баррикадах.
– Москва готовится, - снова подтвердил Горький.
– Бомбами да гранатами запасается - это отлично! А вот своей большевистской газеты там у вас до сих пор нет. Как же это так, а?
– Будет газета!
– сказала Мария Федоровна.
– Со дня на день начнет выходить "Борьба".
– Жаль, Саввушки нет, - вздохнул Горький.
– Уж теперь-то пригодились бы его тысячи.
– Как же это он?
– прищурился Ленин.
– Понятно, между двух стульев пытался сидеть, но... Отчего же этот выстрел?
– Затравили родственники, - снова вздохнул Горький.
– Умный был человек. Высокообразованный. Понимал, что капитализм - перед закатом. Ленина читал.
– Даже так?
– Владимир Ильич сдержал усмешку.
– И что же он?
– Говорил: "Довольно убедительно. Неизбежно все". Называл зорким. Об эсерах же не мог слышать - ругался. А для нашей партии давал по две тысячи в месяц. Так, Маруся?
– Это только через меня. А через Красина, Баумана...
– Воистину белая ворона в черной стае!
– сказал Ленин.
– А жена да компаньоны-родственники считали, что сыплет миллионами, продолжал Горький.
– Навалилась на него этакая анафемская свора купцов и фабрикантов. Затравили до смерти!
– Отстранили от дел, объявили недееспособным, - уточнила Мария Федоровна.
– Саввушка и не вынес позора. Не смог вырваться из проклятого круга.
– О нем уже сказки складывают! Ей-богу. Сам слышал. Говорят: "Ушел в революционеры". Вот как!
Андреева вспомнила о страховом полисе на сто тысяч. Покойника она в свое время предупредила, что передаст в кассу партии. Полис на предъявителя. Кажется, просто было бы получить. Но каким-то путем прознала вдова. Без суда, видимо, не обойтись.
– Найдите опытного и, главное, честного адвоката.
– Ленин, на секунду задумавшись, прошелся по комнате.
– А с нашей стороны поручим вашему приятелю - Красину. Не возражаете? Хотя вы наш давнишний финансовый агент, а Леониду Борисовичу все же сподручнее. Но судебная процедура отнимет немало времени...
– На первые номера деньги есть, - поспешила Мария Федоровна обрадовать Владимира Ильича.
– Десять тысяч дал Скирмунт, Алешин приятель.
– Скирмунт?
– переспросил Ленин.
– Приметная фамилия. Книжный магазин "Труд"? Да? Помнится, мы ему посылали "Искру".
– Присылали. И неоднократно, - подтвердил Горький.
– Вовремя, знаете, вернулся мой друг из ссылки. А скуповатым оказался. От богатого наследства мог бы прибавить.
– Но он согласился стать официальным редактором "Борьбы", - напомнила Мария Федоровна.
– Это большое одолжение. И смелость с его стороны.