Точка опоры
Шрифт:
Для политической борьбы необходимо расчистить путь, убрать с дороги колеблющихся и сомневающихся, опрокинуть тех, кто называет русский пролетариат "несовершеннолетним", пытается оторвать рабочее движение от социализма и увести его от политических задач. Ему вспомнилось далекое сибирское село Ермаковское, собрание семнадцати единомышленников. Оттуда была предпринята первая атака пошлых позиций пресловутого "экономического направления". Здесь, в центре Европы, он еще острее почувствовал, что модные "критики марксизма" протаскивают старые буржуазные
Взглянув на быстро набросанные строки, - Блюменфельду будет нелегко разбирать его почерк, - он опять стал придерживать перо и выводить яснее каждую букву: "Содействовать политическому развитию и политической организации рабочего класса - наша главная и основная задача".
Вошел Рау, сказал, что кофе уже на столе.
Поблагодарив его, Владимир Ильич повернулся к наборщику:
– Я думаю, мы сделаем маленький перерыв. Не возражаете? В таком случае пойдемте.
3
Ужинали вдвоем.
На гарнир к сосискам хозяйка подала тушеную капусту. Хлеб нарезала тоненькими ломтиками.
Кофе был ароматный, крепкий. Чтобы не обжечься, Блюменфельд отхлебнул из ложечки, сказал:
– Рау дал мне адрес одного переплетчика, который может сделать чемодан с двойным дном.
– Да? Здесь?
– переспросил Владимир Ильич, отвлекаясь от дум о статьях и заметках, еще не заверстанных в последние газетные полосы.
– А то я знал одного в Берлине - делал отлично. И наш человек, социал-демократ.
– За здешнего Генрих ручается. Говорит, хороший мастер.
– Стенки нужны очень плотные. И такие же, как у тех чемоданов, что продают в магазинах.
– Значит, можно заказать?
– обрадовался Блюменфельд.
– Как только напечатаем, я сразу же начинаю действовать.
– Да, газета не должна лежать в типографии. Ни одного дня. В том вы правы.
Отпивая кофе маленькими глотками, Владимир Ильич думал:
"Кому-то надо поручить транспортировку. Не ему ли? Хотя он как будто недооценивает конспиративность, но у него все же есть некоторый опыт. А кто же будет набирать второй номер? Другого такого наборщика здесь сыскать нелегко. Лучше воспользоваться услугами студента латыша Ролау, которого рекомендовали ему еще в Риге. Знает верный путь. Достаточно дать телеграмму в Цюрих, сразу приедет..."
Управившись с сосисками, Блюменфельд ждал ответа на вопрос о чемоданах, но Владимир Ильич сказал:
– Прежде всего закажите мастеру переплеты. Вы знаете, как это делается? Подскажите ему, если потребуется. А книги для этого я завтра же куплю в Лейпциге.
Про себя решал, кому какие книги послать:
"Глебу на станцию Тайга лучше всего о паровозах. Старковым в Омск какой-нибудь справочник фельдшерицы для Тони. Наде в Уфу... В адрес Нади нельзя посылать - поднадзорная! Но там есть один земец - может передать. Ему, конечно, что-нибудь
Прерывая затянувшуюся паузу, добавил:
– Не забудьте предупредить: переплеты не должны отличаться от типографских. Сделает хорошо - заказов будет много.
Вошла хозяйка, высокая, светловолосая, в изящном белом переднике. Владимир Ильич встал первым, поблагодарил с легким поклоном:
– Кофе был отличный!
– Утром будет со сливками, если вы любите.
– Как, геноссе Блюм? Лучше со сливками? И я за сливки.
– Спасибо!
– Блюменфельд поклонился хозяйке, слегка шаркнув ногой.
И они вернулись в типографию.
Садясь к редакторскому бюро, Владимир Ильич опять на минуту мысленно перенесся в Приуралье. В Уфе теперь глухая полночь. Надя спит. Быть может, ей снится далекий путь в Германию. Непростой и небезопасный. До самой границы шпики да жандармы. Да и здесь соглядатаи на каждом шагу. А она поедет впервые. Все для нее новое, незнакомое. Надо написать, как ехать и где искать его. А если не дадут паспорта, перейдет границу нелегально. Товарищи помогут.
Рау принес угля, добавил в печку и тихо вышел.
О стекла окон теперь ударялись капли косого дождя. На верстатке Блюменфельда глухо постукивали литеры. Поскрипывало перо под нажимом руки Владимира Ильича, выводившего букву за буквой.
– Вот и все!
– воскликнул наборщик, отходя от реала.
– Можете начинать передовую.
– Ульянов, полуобернувшись, протянул ему первые листы.
Взглянув на прямые четкие строки, Блюменфельд сказал:
– Вы напрасно так тщательно. Будто для молодого наборщика. Я привык ко всяким почеркам. Даже Аксельрода читаю.
– Ну уж если Павла Борисовича разбираете, тогда я спокоен. А у меня уже остаются последние строчки.
Наборщик не отходил от бюро, и Владимир Ильич спросил:
– Вы еще что-то хотите сказать?
– Все то же.
– Голос Блюменфельда звучал упрямо.
– Для себя я закажу два чемодана.
Ульянов встал, одной рукой взял его за лямку фартука, тепло посмотрел в глаза:
– Понимаю. Все понимаю, дорогой мой россиянин. И я бы тоже поехал с первым номером, но... Приходится удерживать себя.
– Слегка дернул лямку. Кто же будет набирать второй номер? Кто?
– Я, Вл... Я, геноссе Мейер, - поправился Блюменфельд.
– А ваша оговорка, между прочим, свидетельствует о недостаточной конспиративности. Да, да.
– Это от волнения. А о наборе вы не тревожьтесь: я быстро вернусь. Довезу, посмотрю, с каким огоньком в глазах будут читать наши рабочие...
– Вот это всего важнее. Что будут говорить рабочие - расскажете мне потом. Но поедете со вторым номером. Да, да. Только со вторым. Потерпите.
– Владимир Ильич кивнул на печатную машину.
– Постараемся сделать через месяц. Не позднее. Договорились?