Точка отрыва
Шрифт:
— Мимино, — шепнул Михаил Борису. — Кахетия, Грузия…
— Понял я, — отмахнулся тот. — А звали то его как?
— Дядя Андлей! — снова заплакала девочка. — Такие большие, а глупые! Дядя Андлей! Он пообесял, сто не станет цюдисем!!!
И девчушка в голос зарыдала.
— Он и не стал, — стянув с головы черный берет, тихо пробормотал Михаил.
Борис последовал примеру товарища, и снял свой поцарапанный шлем.
— Товарищ старший лейтенант, — от места взрыва к бронетранспортеру вернулся еще один боец ОМОН с погонами сержанта, хлястики которых торчали наружу из-под широких плечевых лямок бронежилета. — Нашли паспорт, ну, все, что осталось.
— Значит, не узнаем фамилии, — Михаил явно расстроен. — Жаль, отважный мужик был, упокой господь его душу.
— Ничего, — ответил Борис. Напишем на могиле: «Андрей Юрьевич Настоящий Человек». А там, сверху, кому положено и без паспорта разберутся. Паша…
Он пристально поглядел на сержанта.
— … Возьми еще кого-нибудь, и уложите останки в плащ-палатку. Заберем с собой и похороним на базе, в «Пламени». Такой человек среди чудищ лежать не должен.
Валентин Русаков (Николай Побережник)
ОДИН
Осиротев с раннего детства, Володя привык надеяться только на себя и на собственные силы. Было не просто… не просто расти, взрослеть и доказывать всем свою полноценность и право на жизнь… Он повзрослел и с трудом, но сумел влиться в общество, однако так и остался одиночкой. Но вдруг жизнь, то ли по чьей-то злой шутке, то ли по воле кого-то могущественного сверху, в считанные часы превратилась в нечто иное — живые мертвецы заявили о своем праве владеть этим миром…
Вместо пролога
Свои восемнадцать лет я отмечал в гордом одиночестве. Хотя нет, до этого было чаепитие в стенах интерната, заботливые воспитатели, каковыми они себя считают, устроили всем «августовским» большой праздник. Были сладости, торты, глаза сокамерников, точнее одноклассников, были напутственные речи:
— Володя, завтра у тебя начнется взрослая жизнь, — тормошила меня Мария Денисовна, хорошая, добрая, надо сказать, женщина, одна из воспитателей. Мы ее бабой Машей называли. Я мог покинуть интернат еще два года назад, но мне просто некуда было идти, и для меня баба Маша сделала исключение.
Много что было, была и ночь, последняя ночь, проведенная в интернате. О, что творится по ночам в подобных заведениях, я лучше оставлю за рамками повествования. Скажу одно, дедовщина, с которой пришлось столкнуться в армии — это просто детский сад, штаны на лямке. Но последняя ночь в интернате прошла на удивление спокойно. А утром я с тощим рюкзаком с пожитками, паспортом, который в первый раз увидел, был выставлен за ворота государственного учреждения с путевкой в жизнь. На дворе был 1999 год. От покойной бабки по отцовской линии мне достался старый дом в районе ДОС (Дома офицерского состава) по Красногорской улице — печное отопление, сортир во дворе и прочие неудобства, где и поселился как единственный законный наследник.
Потом были два месяца скитаний подсобным рабочим по стройкам: круглое носим, квадратное катаем. И наконец-то — долгожданная повестка из военкомата. Почему долгожданная? Потому, что я так и не смог привыкнуть за этот короткий период к самостоятельной жизни. А армия, так нам рассказывали в интернате, она как мать родная. От того и рад был безмерно, что пришел срок отдать долг Родине.
Отдал, отдал сполна — контузия, лишняя дырка в легком и чувство вины. Вины
Потом возвращение домой и попытки устроить свою жизнь. Кое-как удалось — пристроился учеником в электроцех медленно загибающегося завода. Загибался он долго, аж до прошлой осени, а потом новый директор всех отправил в отпуск без содержания. Аккурат после новогодних праздников наступившего 2007 года. Но я особо не горевал. Руки растут из правильного места, соображалка работает, так что шабашки по дачам и квартирным ремонтам, на предмет электрики и сантехники, очень даже неплохо пополняли мой бюджет уже лет пять. Заработанное благополучно тратил на ремонт бабкиного дома. Вообще зарабатывал хорошо. Успел построить гараж, купить новую «НИВУ». Точнее нет, не так. «Chevrolet Niva» FAM-1 — вот так правильно. Еще к дому пристроил веранду, там же и санузел соорудил. В общем, старался сделать свою жизнь максимально комфортной. Надо сказать, что все это время я так и жил одиночкой. Нет, приятели, конечно, были. Были и подруги, но никого я особо к себе не допускал. А на 23 февраля встретил в торговом центре Лешку Малькова — мы с ним вместе в учебке были, а потом уже на Кавказе служили, попав в один взвод.
— Орех! — крикнул кто-то с конца очереди у кассы, — Контуженая твоя башка, ты что ли?
Я обернулся и увидел радостную физиономию Лехи.
— Малой! — отозвался я так же его позывным, хотя роста в нем было под два метра, да и в плечах — хоть поставь, хоть положи, — давай сюда!
— Куда, куда без очереди!? — возмутилась стоящая за мной женщина в сторону Лехи.
— Да мы вместе, мамаша, — басом успокоил ее Леха, широко улыбаясь во все тридцать два зуба.
Спустя час мы с Мальковым сидели уже у меня дома, пили водку, говорили о разном и ждали, когда протопится баня.
— И чего, вот так от шабашки до шабашки и живешь? — Леха сидел на полке в тесной парной, эдаким вареным раком весом в центнер.
Я ему рассказал, как сложилась моя жизнь после службы.
— На жизнь, даже больше хватает. Ну, особого выбора-то нет, учиться — мозги сам знаешь, набекрень, а куда-то пристроиться, так все уже занято.
— У тебя какие категории в правах?
— «В» и «С».
— Ну вот, у нас вакансия есть.
— У вас это где?
— «Росинкасс».
— Да ладно, там же медкомиссия, а я не пройду, — постучал я пальцем себе по виску.
— Решим, подмажем кого надо. Работа не пыльная, сутки через трое. И бабки нормальные, каждый месяц стабильно, премии, соцпакет… Солдафонство, правда, и шеф отмороженный по пояс. Но мы-то привыкшие.
— Блин, даже не знаю…
— Все, решено! — безапелляционно заявил Леха, — поддай ка парку, да хорош филонить, бери веник…
Так и получилось — через три недели я выехал на свой первый маршрут в экипаже Лехи. Машина тяжелая, но мощная и послушная — инкассаторский броневик на базе Ford Ranger. Первое время я, конечно, уставал. Мало того, что надо было везде успеть, плюс постоянное внимание и напряжение… Ребята, они, должно быть, уже привыкли, но я никак не мог расслабиться. Был с нами в экипаже еще один парень — Дима Шерстнев, бывший омоновец. Так и колесили по Оренбургу и области — я за баранкой и на контроле, а Дима с Лехой «кормили» банкоматы.