Точка отсчета
Шрифт:
Вчера Заботин зашел в ЖЭК. Слесарь Сеня встретил его лучезарной улыбкой, которая должна, по-видимому, своей теплотой заменять батареи.
– Начальник сам, понимаете, сам исправляет,- отвечает он на немой вопрос Заботина.-А вы бы лучше пока ребенка его поискали, все равно стоять холодно.
– Какого ребенка? При чем здесь ребенок, когда уже неделю как на айсберге сидим,-удивился Заботин.
– Ну как же, он, можно сказать, живота своего не жалеет, детьми своими жертвует,-бубнит Сеня.- Украли сына у Акима Никитича. Может это вы дитя взяли, а теперь
По мере приближения дня заседания ученого совета, на котором Заботину предстояло держать ответ за проваленную тему, его беспокойство нарастало.
Дернуло его заняться этой работа, без которой сегодня он уже не мыслил себя. А как радовалась и гордилась его успехами мама, когда, закончив эксперимент, он поделился с ней результатами! Надо было принимать решение: в институте по этому профилю специалистов не имелось.
– Мишенька,- сказала мама,- нельзя перескакивать через голову начальства, нужно все равно посоветоваться с Павлом Афанасьевичем. Как еще посмотрят на это.
Сошлись на том, что Заботин пойдет к Кареву с повинной: признается, что забросил плановую тему, и даст для ознакомления законченную часть работы. Уже из этой части, по мнению Заботина, было ясно: практическая ценность ее несомненна, она сулит существенный экономический эффект. Победителей не судят, решил Заботин. Карев, убедившись в ценности исследования, защитит его на ученом совете. Недаром же в коллективе о Павле Афанасьевиче говорили как об умном и сердечном человеке.
Карев приветливо встретил Заботина, внимательно выслушал и взял работу.
– Вы, Михаил Сергеевич, допустили недисциплинированность, по существу, самостоятельно сменив тему. И куда только смотрел Павел Иванович?- посетовал он.- Его доброе отношение к вам может обернуться неприятностью для него.
– Во всем виноват я сам.
– Ладно уж,- проворчал Карев.- Помните, руководитель всегда в ответе, стало быть, и мне достанется из-за вас. Но, но… - остановил он пытавшегося протестовать Заботина,- давайте лучше думать. Вы хотите, чтобы я ознакомился с этим?
Павел Афанасьевич раскрыл папку и вынул стопку исписанных листов.
– О, да у вас только рукопись!
– Понимаете, я думал…
Ничего, ничего… - пришел ему на помощь Карев.-Просто вряд ли я смогу быть вам полезен. То, чем вы занимаетесь, лежит вне сферы моих интересов, а вам нужно компетентное заключение. Не так ли?
– Заботин утвердительно кивнул головой.-Знаете,-оживился Карев,- давайте пошлем в Москву профессору Осокину. Виктор Спиридонович мой институтский товарищ, думаю, не откажет. Как?
Заботин о том, чтобы с работой ознакомился профессор Осокин, и мечтать не мог, а тут…
– Согласны?- улыбнулся Карев.- Тогда сегодня же отправим.
– Большое спасибо, Павел Афанасьевич, я так признателен…
Но будьте готовы к ответу за проваленную тему,- погрозил ему пальцем Карев. С тех пор Заботин несколько раз осведомлялся у Карева, нет ли ответа
Все разумные сроки для ответа прошли, но Карев молчал. Между тем приближался день Ученого совета, где Заботину придется держать ответ. Теперь он уже не чувствовал себя победителем. Получалось, что он год бездельничал, зря получал деньги. За это могли попросить его из института, и тогда прощай наука, диссертация…
Он вспомнил, как, ошеломленный и растерянный, стоял в кабинете врача, так и не сев, несмотря на настойчивое предложение. Тогда, увидев глаза Хакима Садыковича, Заботин понял: подтвердились худшие предположения. Уши заложило ватой, и он с трудом воспринимал слова врача, хотя Хаким Садыкович говорил мягко и душевно, каждое его слово звучало суровым, не подлежащим обжалованию приговором - рак.
Там, за дверью кабинета, его ждала встревоженная мать. Что ей сказать? Неужели ничего нельзя сделать, и мама, его мама, единственное родное существо, уйдет от него?
Нужно срочно оперировать, Миша,- доносится до него густой баритон Хакима Садыковича, друга семьи, старого товарища отца - врача санавиации, погибшего в авиационной катастрофе семь лет назад,- пока не поздно.
– Да, да. Я понял,- отвечает он и не узнает своего голоса.- Только прошу, чтобы оперировали вы.
– Об этом не надо просить. А сейчас иди к маме. Иду,- говорит он и опять не узнает свои голос. Надо идти, но нет сил. Как все это немыслимо тяжело. Трудно, очень трудно. Сможет ли он справиться… Мама… Диссертация… Институт… Если бы с диссертацией было в порядке, маме наверняка стало бы лучше. Он это знает. Его успех -лучшее лекарство для мамы… Что делать?
Но жизнь неумолимо идет своим чередом, можно лишь отсрочить некоторые события, а устранить их нельзя, и скоро - Ученый совет.
– Иди, Миша,- вновь слышит он голос врача.
Отсутствующим взглядом он посмотрел вокруг и, забыв попрощаться, толкнул дверь…
Полковник Азизов прав. Дело действительно оказалось необычным. В этом Арслан убедился уже в процессе осмотра. Взять хотя бы способ взлома сейфа. Сомнении нет - сейф взломан термическим способом. Каким именно, каков состав материала, с помощью которого расплавили переднюю стенку, предстояло решить химической экспертизе, назначенной Арсланом.
Но вот непонятно: почему на полу не осталось частиц расплавившегося и застывшего металла, а в воздухе не ощущался специфический запах, характерный для термических средств взлома.
– Ничего особенного в этом нет,- убеждал инспектор уголовного розыска Соснин.-Если преступник совершил взлом в пятницу вечером, то до понедельника все выветрится. Комната же не герметична.
– А следы на полу?- не сдавался Арслан.- Почему, я тебя спрашиваю, нет следов на полу у сейфа?
– Очень просто. Опытныи преступник в таких случаях покрывает деревянный пол несгораемыми веществами, листом асбеста, например…