Точка падения
Шрифт:
— Не мороси. Звездец ПДА, — коротко объяснил Пауль. Скунс не удивился, выскреб пальцем зелененькую горошинку из уголка контейнера.
— Ничего, если я с вами? — спросил он. — Вы-то небось знаете, куда идете…
— Куда ж тебя девать… Все, привал окончен! Кладбище обходим! — велел я.
Все стали собираться, капитан Заяц подошла ко мне и поинтересовалась:
— А что там такое? Ну, на погосте?
— На самом деле ничего, кладбище и есть кладбище. Но место неприятное. Лучше обойти.
— Послушайте, как вы здесь вообще ходите, в этой Зоне?
Елки, да она со мной заигрывает! Определенно заигрывает! Если пацан-снайпер видел во мне благородного спасителя сирых и убогих, то капитанша, судя по всему, обаятельного бандита, который зубами рвет кровососов и соблазняет спасенных красавиц.
— Сегодня в Зоне довольно спокойно, если вам интересно, — сказал я. — И еще — вы не в моем вкусе, капитан. Не ценю я женщин в теле. Да и некогда, если честно.
— Вы о чем?! — изумилась она.
— Если я ошибся — прошу прощения. В любом случае проехали.
Заяц возмущенно фыркнула, поправила одеяния и отошла в сторону.
Обойти кладбище оказалось делом нелегким — тропинок никаких вокруг не было, сплошь заросли крапивы, в которых валялись ржавые остовы давно истлевших венков, фрагменты могильных оградок, всякий кладбищенский мусор типа бесцветных пластиковых цветов и битой стеклопосуды. Пробираться через эту полосу препятствий пришлось хитро: впереди Пауль, на время передавший бюреров профессору, и Скунс, вынужденный отрабатывать жратву и защиту, чистили дорогу. Далее следовали Соболь и Воскобойников, прикрывающие их в случае беды огнем, затем — пассажиры и следом все остальные, в том числе я.
Хотелось спать. От крапивы пахло солнцем, борщом и летом, деревья успокаивающе шумели, и я большим усилием воли отгонял дремоту, пытаясь представить, куда идти дальше и где остановиться на ночлег. Необходимо было найти какое-то здание, хоть сарай… Всё-таки женщины, дети и раненый — сами-то мы под любым кустом можем, дело привычное. Тем более я чувствовал, что нам светит выброс. И, видимо, скоро. Я это еще возле упавшего авиалайнера почуял, а теперь предчувствие усиливалось…
Интересно, как там Бармаглот? Сейчас я ему даже позавидовал слегка: лежит себе в уютном домике, дрыхнет небось… Водяру потягивает. О ком ему беспокоиться, кроме себя? О нас разве что.
Ладно, господь с ним, с Бармаглотом. Надо думать, где квартировать. Отсутствие ПДА очень сильно мешало — местность вроде бы и знакомая, но кладбище это… Не помнил я тут никакого кладбища. Конечно, я не претендовал на стопроцентное знание Зоны и тем более этой ее части, но кладбище не припоминалось.
Я посовещался с Аспирином.
— Слушай, чува-ак… — сказал тот задумчиво. — Кладбище я тоже не помню, ну и черт с ним, может, внимания не обращал, оно ж заброшенное еще до Зоны было. Но мне лично кажется, что тут деревенька была. К тому же кладбище далеко от жилья не делают, чува-ак.
— Это я и без тебя знаю, — досадливо отбрасывая повисший на крапиве букет пластмассовых
— Дома вижу! — крикнул Соболь, прекратив тем самым наши рассуждения.
Мы вышли ко второму входу на кладбище. Он выглядел более цивилизованно — за забором угадывались довольно свежие могилы, в смысле, не допотопные-дореволюционные. А от ворот полого уходила вниз поросшая травой, но вполне угадываемая дорога, ведущая к утопающим в зелени крышам, ярко освещенным садящимся солнцем.
Понятное дело, что там, где человек долго не живет, всегда стремится поселиться что-нибудь иное. К тому же слишком жизнерадостным своим видом деревенька доверия вовсе не внушала. Крыши проваленные, телеграфные столбы — покосившиеся, как и полагается, но все равно она выглядела… слишком ярко, что ли. Чересчур приветливо. И ночевать в этой деревеньке мне не хотелось, ой как не хотелось. Даже с братьями-сталкерами не пошел бы я туда ночевать. Не то что с этим передвижным народным театром.
Что-то подобное испытывали и остальные.
— Там что же, неужели люди живут? — осторожно спросил Бернштейн.
— Жили. А может, и сейчас живут. Только уже не люди, — ответил Пауль. — Есть тут городок Припять, там такие на чертовом колесе катаются. И в кинотеатры ходят.
— То есть? — не понял Бернштейн. — Что вы имеете в виду?
— Нет там людей, — отрезал я. — Но деревня эта мне не нравится.
— Мне тоже, — покачал головой Пауль, снова принявший от профессора клетку с бюрерами. Я отметил, что Скунс с любопытством косится на брезент и прислушивается к исходящим оттуда неприятным звукам, но спросить пока стесняется.
— Но нам ведь нужно где-то ночевать, — сказал Бернштейн. Его поддержала капитанша:
— Люди устали, Константин. У нас раненый, им необходимо серьезно заняться. На ходу всего не сделаешь.
— Я разве сказал, что мы не будем ночевать? — спросил я. — Вон там. Там будем.
Все уставились на кирпично-бетонную коробку чуть правее деревеньки, в низине. Черт их знает, что они там собирались строить до катастрофы — может, подстанцию какую, или коровник, или насосную станцию… Я не очень разбирался в аграрной архитектуре, но построить успели много, и здание выглядело внушительно, крепко. Стены, крыша, что еще нужно. Рядом стоял накренившийся бульдозер, чуть дальше — вагончик, в которых обычно живут строители, рядом с вагончиком — «КамАЗ» с бетономешалкой.
— Это же руины, — скривилась Заяц.
— Это не руины, а вполне приличное укрытие. Отелей с кондиционерами, гидромассажем и рестораном здесь нет. Если вам не нравится, отправляйтесь вон в деревню. Только оставьте мне адрес родных, я им потом напишу.
Мои слова если и не вразумили, то как минимум заткнули капитаншу.
— Ждите тут, — сказал я, но Аспирин замахал руками.
— Чува-ак! Ты гонишь! Дай-ка мы сходим вон с Паулем, а ты посиди, отдохни, постереги.