Точка перехода
Шрифт:
Индустриализм появлялся на свет в родовых муках. С шестнадцатого века Запад раздирают конфликты и войны. Сотни тысяч людей гибнут на кострах инквизиции, на английских виселицах, в ожесточенных религиозных войнах. Только Германия теряет миллионы жизней в Тридцатилетней войне между католиками и протестантами. В Англии власть огнем, петлей и мечом приучает собственный народ к новым правилам жизни. Испания увязает в кровавой каше войны за Нидерланды. Россия переживает «ядерную зиму» первой Смуты. Франция? Ее трясет и корчит два с лишним века! Начиная с войны между гугенотами и католиками — и кончая изуверской эпохой ее революций 1789-1871 годов. И снова мы видим миллионы казненных, утопленных
Так нарождался индустриальный капитализм. Но циклы сжимаются. И наступил ХХ век с тремя мировыми войнами и Великой депрессией, гражданскими усобицами, русской Голгофой и еврейским Холокостом. Уже с сотней миллионов жертв. А теперь — умирает индустриальная эпоха…
Это чувство с какой-то особенной пронзительностью охватило нас в Чечне, в начале 2000 года. Среди разрушенной трансформаторной станции паслись козы. Позвякивая бубенчиками, они бродили среди разбитых стеклянных изоляторов, обвисших проводов и ржавых аппаратных шкафов — остатков советской промышленной цивилизации. Так же, как и их рогатые сородичи полторы тысячи лет назад паслись среди развалин храмов Юпитеру и Диане. А по вечерам мы видели кровавое зарево над Грозным, где шли бои. И чувствовали: настает новая Эпоха Перемен. а впереди было сатанинское падение в клубах дыма двух башен-близнецов в Нью-Йорке, и Бог его знает, что еще …
Страшно всем Потому что настает великая Неопределенность. Мировой джокер. Точка перехода. Мучительное время краха старого мира и нарождения новой Реальности…
Вступая в Зазеркалье
В каком мире мы живем?
«В постиндустриальном!» — скажут нам дружным хором в ответ.
А что это такое — постиндустриальный мир, читатель? Это что — царство победившего Завтра? Или мучительное межвременье, затянувшийся переходный период?
Давайте-ка разберемся…
…Удивительное это было время — начало 1970-х. Америка сотрясалась отзвуками негритянских восстаний. Хиппи, дети любви и левые сотнями тысяч кочевали из одного университетского кампуса в другой. Уотергейтский скандал, закончившийся импичментом президента Никсона, был свежей темой газет. А среди интеллектуалов от Лос-Анжелеса до Вашингтона господствовала неуверенность и ожидание счастливых, грозных и неотвратимых изменений.
Расколотый Запад пребывал в глубокой обороне. У самых ворот Америки, в Сальвадоре и Никарагуа, вели успешные операции красные партизаны, поддержанные Кубой и Советами. Америка проигрывала позицию за позицией во Вьетнаме, и оставалось совсем немного до взятия Сайгона в семьдесят пятом. На юге Африке успех за успехом сопутствовал просоветским партизанским движениям. Казалось, сделанные на рубеже 1950-60-х годов прогнозы о неминуемом торжестве социализма становятся реальностью.
Однако сталинский порыв исчерпал себя. Наступила эпоха Великой сделки. И хотя сотни тысяч советских ученых, конструкторов, техников, инженеров и рабочих изобретали и творили, создавая фундамент новой, невиданной цивилизации, их руководители уже предали убеждения. Они сделали неточный анализ и признали почти выигранную партию проигранной.
Но тогда об этом еще не догадывались по другую сторону океана. Люди Запада, напуганные красным натиском, лихорадочно искали доктрины и теории,
Это были годы, когда полностью сформировалась и начала действовать Закрытая сеть западной цивилизации. Она взаимодействовала и одновременно противоборствовала с «голем сапиенс», с Сообществом Тени. Одним из результатов этих взаимодействия и борьбы стало появление на рубеже 1960-70-х годов целого букета разработок технотронной эры. По мнению ныне здравствующего и процветающего Збигнева Бжезинского (одного из могильщиков Советского Союза), именно тогда родились две теории: нового индустриального общества и конвергенции капитализма и социализма. В конечном счете, они определили идеологическую победу Запада.
Именно тогда, в 1973 году, вышла книга, которой предстояло сыграть уникальную роль в истории современного мира. Речь идет о работе Даниэля Белла «Грядущее постиндустриальное общество». В ней он пытался доказать, что и капиталистический, и социалистический мир, в сущности, развиваются по одному и тому же сценарию. Более того, их отличия второстепенны, а основа — едина, и базируется на логике развития техники и технологий, организации производства и труда, формах и методах применяемых систем управления.
Белл ввел в оборот само слово «постиндустриализм». Этим термином обычно называют современный нам мир. Его произносят с экранов телевизоров самые популярные ведущие. О постиндустриализме рассуждают политики и экономисты. Оно превратилось в штамп, далеко уйдя от своей первоначальной роли: показать общее у двух противоборствующих систем (социализма и капитализма). В семидесятые при помощи концепции «постиндустриализма» термином «постиндустриализм» пытались обеспечить сначала примирение советской и западной систем, а затем их слияние, по возможности — бесконфликтное.
Как часто бывает, Белл, сам того не подозревая, точно указал важнейшую черту современного мира. Мир, который определяется не будущим, а прошлым.
Нынешний постиндустриализм — мир, существующий как бы после смерти. Как ходячий покойник, зомби. Индустриализм уже закончился, должен был уйти с исторической арены. И, тем не менее, он существует, приобретая причудливые, искаженные и страшные формы, присущие всему, что не может упокоиться.
Конечно, Белл вкладывал в это слово совсем другой смысл. Его постиндустриализм был светел, оптимистичен и функционален. Однако действительность оказалась иной.
Мир знания?
Как отличить постиндустриализм от индустриального общества? Ключевой признак тут — изменение факторов производства.
Как пишет один из наиболее маститых исследователей постиндустриального общества Владимир Иноземцев,
«…социум, который обычно называют постиндустриальным, формируется там и тогда, где и когда прогресс общества перестает быть связанным с эпизодическими достижениями в экспериментальной науке и базируется на развитии теоретического знания. В условиях, когда информация и знания становятся непосредственной производительной силой, возникают монопольные ресурсы, характеризующиеся абсолютно новыми качествами, с которыми никогда ранее не сталкивалось общественное производство…» («Мегатренды мирового развития» — Москва, «Академия», 2000 г., с.30).