Точка росы
Шрифт:
Шибякин засыпал, снова просыпался, но сновидения не прерывались, как длинная кинолента. Крепко он привязался к тундре и тайге. Озера и реки стали ему родными! Во сне разговаривал с Ядне Ейкой. Смеялся над проделками черного щенка: «У тебя хорошая мордашка. Ты слышишь, Чернуля?»
— Сосед, — женщина старалась разбудить Шибякина. Сказала с нескрываемой обидой: — У вас что, такой способ знакомства? Вы притворяетесь или в самом деле пьяны?
Но напрасно женщина сердилась на Шибякина. Он не слышал ее слов, и разбудить ей его не удавалось.
Лайнер летел на
Облака несколько раз меняли в свой цвет. Тяжело давили на землю, перегруженные запасом воды, то вдруг занимали высоту, легко перегоняемые ветром. Безжалостно рассекали острые крылья самолета.
При дождевых облаках в салоне становилось темно, как в тоннеле, и пилоты включали электрические лампочки; облака менялись, и солнечные лучи прыгали зайчиками по обшивке салона и лицам людей.
— Василий Тихонович, пролетели Волгу, — обрадованно прокричал Дубровин. — Я точно высчитал!
«Что же он высчитал?» — подумала удивленно соседка Шибякина. Ее утомил долгий полет, она не находила себе места. Злилась на спящего Шибякина, который храпел, бормотал во сне.
Женщина приняла Шибякина сначала за бухгалтера, но, присмотревшись к его лицу, нажженному морозом, посчитала за инженера-строителя. А глянув на тяжелые ладони, отнесла к шоферам. На этой специальности и остановилась.
Январские морозы не обошли стороной Москву. Шибякин неторопливо двигался по улице Горького и не признавал ее. Прохожие зябко кутались в пальто и полушубки. Мужчины — в нахлобученных меховых шапках; женщины — в теплых платках, закутанные по самые глаза.
Дорога скользила под уклон. В розовую дымку, подсвеченную красным шаром солнца, как в туман, ныряли один за другим троллейбусы, машины с развевающимися хвостами белого дыма.
Шибякин никогда не пропускал случая полюбоваться на Исторический музей. За ним Красная площадь. Но оказалось, что дымка закрыла обзор. Минуя встречные улицы, до предела зауженные поднявшимися сугробами, он представил, как мороз нарушил размеренную жизнь большого города.
Шибякин остановился перед дубовыми дверями Центрального телеграфа. На шкале термометра сорок два градуса.
«Знатный сегодня поклевывает морозец!» — удовлетворенно подумал он и даже крякнул от удовольствия. Природа распоряжалась несправедливо: Москве мороз в обузу, принес беду, а на Севере его ждут не дождутся. Там мороз первый строитель. Придет, и откроют зимники. Повезут в буровые бригады тяжелые вышки, станки, дизеля, обсадные трубы и цемент!
…Министр встретил Шибякина приветливо. Протянул пухлую руку.
— Входи, входи, главный газовый шейх. Заждались мы тебя с документами!
Шибякина тронуло ласковое обращение. Отметил, что министр не забыл данное им прозвище и этим выделил среди других начальников экспедиций.
— Тебе, Шибякин, скоро будут завидовать все шейхи в арабских странах,
Шибякин расстелил карту на столе. Смотрел на нее сверху, как будто снова облетал на самолете знакомые места, озера и болота с вклинившимися полосами тайги. Всюду успел побывать. В одни точки забрасывали его вертолетами; где вышагал пешком, где объехал на оленях или проплыл по речкам. Красным карандашом отмечены точки, где работали буровые бригады, синим — открытые скважины.
— Сабит Атаевич, — сказал Шибякин, пряча улыбку в уголках глаз, среди набежавших морщинок. — Если я главный шейх, то могу подать газ в Центр. Холодина в Москве. На термометре сорок два градуса!
— Да. Городу нужно тепло, — сразу подхватил министр. Бесшумно прошелся по ковровой дорожке. — Сейчас это задача номер один. — Кивнул головой на стоящие один около другого два электрических камина. — Котельные не справляются. Угля мало. Мороз-воевода явился со строгой ревизией. Начал ее в домах, заводах, детских садах. До войны половину домов в Москве отапливали дровами. Сегодня в «Последних известиях» передали: мороз усиливается. Значит, ревизия будет продолжаться. На кого вся надежда? — Министр в упор посмотрел на Шибякина. — На тебя, Василий Тихонович. Будем докладывать в Совете Министров. Есть у нас главный шейх, может выручить из беды. Может подать газ в Центр. Не пожадничаешь?
— Сабит Атаевич!
— Не обижайся, люблю пошутить! Министр тоже человек. Иногда посмеяться хочет, не одна у меня задача — устраивать разносы. Люблю хвалить за сообразительность, за деловитость. Люблю награждать за работу. Придется подумать, как наградить вас, уренгойцы!
— Если любите награждать, подбросьте нам мороза. Зимники еще не открыли. — Шибякин с досадой махнул рукой. — Не хочу расстраивать, но с грузами завал. Когда все растащим по точкам, не представляю!
— Любишь ты паниковать, Василий Тихонович. А я знаю, справитесь. Народ подобрался у тебя хороший.
— Народ хоть куда. Еще три Уренгоя сможем осилить.
— Не торопись, и в Уренгое пока дел невпроворот. До Юры дошли, а валанжин почти не исследован, а за ним мезозойская складчатость. А морозы проси у Моссовета. Думаю, они не станут жадничать, сделают подарок Уренгою. У вас-то в домах тепло?
— Электрических каминов не ставим.
— Я совсем забыл. — Министр рассмеялся. — У газового шейха нет проблем, чем топить котельные!
Министр вызвал своих заместителей и начальников отделов и служб.