Точка Выбора
Шрифт:
После того чена группа больше не допускала меня на свои закрытые занятия. Как сказал по секрету Арсен, начальство всё узнало и «надавало по щщам» за такую выходку. На подобные сеансы меня больше не приглашали. Вскоре я узнал от Стаса, что на меня поставили какую-то там защиту (впрочем, в жизни это никак не проявлялось), но за моё нахождение на сеансе всей группе сделали предупреждение а ему лично сделали выговор. Впрочем, Серингей, делая выговор, признал, что я бы всё равно оказался на сеансе по воле какого-либо другого случая, это было предначертано. Ох уж эти эзотерики: выговор при
После того, как вошедшая в контакт с нами цивилизация поведала о моей будущей «миссии», я завоевал авторитет хотя бы в одной из трёх групп экстрасенсов. Отныне они больше не смотрели на меня как на только что вылупившегося птенца, и снисходительно относились к отсутствию общих тем. Я стал общаться ближе хотя бы с ними, и в итоге подумывал, что выберу для себя именно эту группу.
Часть 3. Глава 28. У каждого свой путь.
В небольшом ангаре при церквушке воняло ладаном и смирной. Внутри стоял новенький «шестисотый» мерседес, прозванный в народе «кабаном». У дальней стены, противоположной воротам, лежали штабелями ряды дров для топки небольшой церковной котельной. Запах ладана исходил от кадила, коим размахивал священник, ходивший кругами вокруг автомобиля. Закончив петь молитву он подошёл к воротам ангара и внимательно вгляделся в длинную щель. На церковном дворе никого не было. Он обернулся к мерседесу и, снова раскачивая кадило, стал читать по памяти заговор:
Тучи серые, враны чёрные,
Сторонитеся вы шестисотого…
Тёмны демоны, пули ворогов,
Да не троньте хозяина оного.
Сделав круг вокруг машины, он успел трижды прочитать этот заговор и перейти к следующему, как дверь с другой стороны амбара, ведущая к котельной отворилась, и внутрь вошёл паренёк в спортивном костюме от «адидас». Его костюм был светло-серый, как и полагается, с тремя белыми полосками и лейблом на груди. А длинные волосы и жидкая борода были черны. Встав, словно вкопанный, он смотрел на святого отца.
– Чаго пришёл, дьякон, неужто сегодня твоя служба?
– томно произнёс священник.
– Н… нет… - отвечал паренёк.
– Я тут вещи забыл.
– Ну чего вылупился? Не видишь, машину отпеваю… - кинул парнишке поп, и тут же поправился: - То есть, освящаю!
– Так это… Грех же…
– Ну, грех не грех, а работает. Ещё никто не жаловался.
– ответил поп.
– Почему, думаешь, все в округе к отцу Серафиму обращаются? Потому, что знают все, что его слово верное! И штуку баксов готовы платить за это дело...
– Так если б слово в молитве было, отец Серафим! Так ведь то заговоры! За душу свою не боитесь?
– Какая нахрен разница?! Молитвы, заговоры...
– разозлился отец Серафим.
– А тебя, дьякон, я сейчас кадилом огрею: будешь знать, как за таинствами церковными подсматривать!
И дьякон ушёл от греха подальше, бросив отца серафима наедине с его «штукой баксов».
В след ему отец Серафим ещё успел выкрикнуть:
– На себя посмотри, Федя! Думаешь, я не знаю, чего ты в церковь пришёл? Такие лодыри как ты нигде окромя церкви таких больших денег не заработают!
Серафим знал о чём говорил: он и сам пришёл
– И не смей мне больше… - подбирая слова, поп выдержал паузу.
– Богохульствовать в моём храме!
Федя очень сильно обиделся на слова про деньги. Прям настолько, что захотел уйти из храма навсегда. Однако обиделся он оттого, что слова эти были правдой. Потому уйти из церкви он не мог. Подумав про себя: «Ничего, отец Серафим, я ещё до вашего сана дослужусь, буду сам в вашем храме главный!», он взял аэрозоль с краской и пошёл отводить душу на заборах своего маленького городка.
Так он делал всегда с самого детства: если что-то накипело внутри, пишешь на заборе бранное слово, и на душе легче. Однако в городе его уже многие знали, и даже без рясы не очень-то хотелось попадаться на глаза с нецензурной бранью. Потому тактика Фёдора давно поменялась: для облегчения душевных терзаний он ранее решил рисовать что-то, на его взгляд позитивное. И на заборах строек и стенах «заброшек» города всё чаще появлялось средневековое орудие пыток и казни — крест. Рядом с крестом были намалёваны две черты — математический символ равенства. А после них Фёдор всегда рисовал «сердечко». И эта дикая смесь из орудия пытки, математического символа и сердечка, как казалось Фёдору, обязана была внушать увидевшим её горожанам любовь к его вере. Однако большинство горожан на самом деле думало, что в городе появилась какая-то очередная новая христианская секта.
В общем, взял Фёдор баллончик и ушёл подальше от храма. Увидев на ближайшем же заборе надпись «Цой жив», он зачеркнул фамилию известного музыканта и исправил надпись на «Иисус жив». Так он выразил свой протест против низменных ценностей и отсутствия тяги к духовности. И пошёл дальше, искать подходящие для своих духовных граффити стены и заборы.
Поп же тем временем продолжал размахивать кадилом, всё громче и всё злобнее проговаривая свои заклинания: «Дурь, беда, стороной обойди, Ангел светлый, спаси, сохрани…».
– Да, занятная история!
– постарался я остановиться, ибо смеха на сегодня было уже чересчур.
– Вот тебе щас смешно. А представляешь, как все сенсы охренели, когда узнали, что я священник!
– продолжил свой рассказ Стас, кивнув на сидевшего неподалёку мужчину.
– Вот Петя подтвердит.
– Ну да, мы даже не верили ему сначала.
– оживился и улыбнулся Пётр, сидящий на диване возле стены и листающий какие-то бумаги.
– Что за ересь, думаем, священник прошёл барьер…
– А потом они давай меня расспрашивать.
– Стас проронил несколько смешков.
– И выяснили, что я всем подряд занимался. И йогой, и тантрой, и цигуном… А деньги зарабатывал в церкви.
– Совместили несовместимое?
– спросил я Станислава.
И мой собеседник уже вполне серьёзно отвечал:
– Да ты ж понимаешь, то были девяностые, всё стало вдруг разрешено и доступно, не я один, многие тогда ломанулись и в мистику, и в духовность. Тогда для меня не было различий в этом. Это всё казалось чем-то новым, запретным, манящим. Да и деньги приносило хорошие, кадилом помахал и штука баксов в кармане. Я всем авторитетам местным тогда защиту ставил на всё подряд: на их машины, дома, обереги. И знаешь, работало!