Точка
Шрифт:
Игнацио Хорти, «Звуки души, биение сердец».
Как думаете, будет у нас в жизни когда-нибудь что-то подобное?
{#398}
Мне всегда нравилось наводить порядок. И сейчас нравится, я просто обожаю это дело. Упорядочивание. Уменьшение хаоса системы, что согласно физической теории принципиально невозможно. И чем запущенней передо мной бардак, тем больше мне нравится его уничтожать. Особенно, если при виде его масштаба кто-нибудь машет мне рукой, задирая меня чем-то вроде «ты с этим неделю провозишься». Пускай неделю, так даже лучше, порядок становится ярче в сравнении с тем, из чего он возник. Когда я жил с родителями, у меня была небольшая комнатка, сплошь забитая невероятно нужными вещами. Наведение в ней порядка было делом почти невозможным. Теперь, когда мы переехали в Бузинно, у меня
Ну вот, а затем я заглянул в неразобранные ящики своей шпаны – и нашел там две удивительные вещи. Первая – инструкция на японском к тому самому датчику, что я приобрел на обратке, кажется, пару тысяч циклов назад, еще в школе, как будто в какой-то другой, прошлой жизни. Каким образом она там оказалась – ломаю голову, версий много и все глупые. И вторая… тут, если бы не инструкция, воспоминания о которой меня растрогали и размягчили, вторая находка привела бы к непременному наказанию старшенького – потому что этот щегол, оказывается, посещает «школу юного пилота» при Лётном училище Академии генерального штаба военно-космических сил, и вот уже полторы сотни циклов, втихаря, учится пилотировать какой-то дрон! Нашивка красивая. Удивился. Вызвал его на допрос – оказалось у них почти все пацаны в классе посещают. Причем это даже поощряется на уровне руководства школы, им даже уроков меньше задают, на физру не гоняют, центрифугой не мучают… Такие дела. Странные, если задуматься.
{#399}
Недавно узнал, что вот уже три сотни циклов центральный реактор работает на сто пять процентов мощности. Если вы думаете, что это мало – всего пять процентов – то представьте, что у нас над головами, за сотнями метров перегородок фильтров, экранов и энергосъемных сфер Браудера-Маклавски горит небольшая, но почти настоящая звезда. Ее энергии достаточно, чтобы всего за пару секунд превратить Энджи в ионизированное газопылевое облако с радиоактивным спектром. Одного процента её энергии достаточно, чтобы на Энджи работало энергополе, от которого питаются все наши электроприборы. Еще примерно процент берёт агрокомплекс. Весь агрокомплекс! Вся наша еда, у всех людей на всём Шарике, производство миллионов тонн продуктов в час – это всего один процент энергии центрального реактора. Представили эту мощь? Теперь скажите, зачем понадобилось еще пять, целых пять процентов сверху, а на самом деле больше. Потому что по пути в Систему мы использовали всего девяносто три и очень редко девяносто пять процентов, когда путь проходил мимо неостывших водородных скоплений, где мы запасались топливом и хим. элементами… Так вот, оказывается, Лидиртэ во всю штампует нам новый военный флот. Заводы загружены на сто процентов, все доки и шлюзы забиты гигантскими грузовиками с астероидным материалом. Машины работают безостановочно, на полной мощности. И так уже двести сорок пять циклов…
Разумеется, при такой активности центрального реактора надо было бы повысить мощность внутреннего экрана, чтобы радиация не проникала на жилые уровни. Однако нет, куда там. А я всё думаю, откуда у меня такие дельты по наблюдаемой радиации? Вот откуда – ко всему прочему, они еще и с экранов берут энергию. Мало им реактора. Я замерил радиационный фон в доме и в медсекции, где сейчас находится Ола-ола, и, если честно – голова пошла кругом от ужаса.
Новостные ветки об этом не сообщают. Почему-то, почему-то… Потому что… вот так. Но они вовсе не скрывают от нас информацию, они её просто не поднимают наверх. Не выставляют напоказ. Не второй, не третий и даже не пятый слой. Но меня, по большому счету, эта радиация не беспокоит, если бы не Ола-ола. За неё волнуюсь.
С мамой было так же.
3
«Безопасно».
«Совершенно безопасно».
Икар знал своего брата очень хорошо, слишком хорошо,
Эти дома-волосы, как нити, тянувшиеся не то вверх, не то вниз, каким-то странным образом напомнили ему одну из картин – «Бомбы в раю» – из разбитого, но еще живого металлического неба люди сыпались вниз, словно капли воды падали в пустой черный космос, и разлетались по нему, превращаясь в яркие, разноцветные звёздочки. Знатоки утверждали, что если эту картину повернуть определённым образом, правда неизвестно каким, то можно увидеть «лицо Бога». Икар много раз смотрел на картину, мысленно вращая её и так, и эдак, и надеясь уловить это лицо складывая звёзды в рисунки созвездий, или выслеживая его очертания в трещинах неба, и представляя при этом какого-то неуловимого «Бога» определённо похожим на упитанного доброго старичка с большой белой бородой. Хотя почему старик?.. почему с бородой?.. Странное у картины было название, и где же он ее видел? В «Злом Котэ», ну да, да. Где всё время играла «фаату» и приятно пахло цветами – уютное сочетание – мягкая тоскливая музыка, песни об утраченном мире, о невозможности его нового обретения, и запах цветов, которых никто никогда не видел. Последний раз они были в этом баре вдвоём с Иваном. Сидели за столиком и долго молчали, ведь с кем еще так помолчишь, как не с родным братом. Это была их последняя встреча. Недавно, кажется, и, кажется, давно. В тишине перед его взрывом. В зале без картин Луйдака, которых Икар побаивался. Им принесли стакан с водой в качестве аперитива, Икар брезгливо отодвинул стекляшку в сторону:
– Как на работе? – спросил он, вздыхая.
Это была странная традиция у выходцев с Энджи – угощать гостя стаканом воды, простой питьевой водой в стеклянном стакане.
– Не жалуюсь, – ответил Иван.
– Все так же курьером?
– Да, – ответил брат. – Ты?
Икар улыбнулся, потирая сухой нос:
– Иногда мне кажется, что я работаю трофеем.
– Как это?
– Стою, молчу, рядом другие стоят, тоже молчат. Все разные. Иногда ходим по кругу. Стоять вроде надо для перевода, но перевод случается… ну, последний раз… очень давно было.
– А что они там делают вообще?
– Ну, сидят на своих горках, трещат о чём-то. В прошлый раз обсуждали что заказать на ужин, сынгуари одного из друзей… хотя слово «друг» тут не самый точный перевод…
– Сынгуари?
– Да, это элемент лицевой одежды, прикрывает мандибулы.
– Гадость.
– Да.
– Гадость!
– Привыкаешь.
– И все?
– Еще про то, кто как приподнял усики при обсуждении, в какую сторону повернулся, сколько раз мигнул, что всё это значит, и как с этим быть.
– И что всё это значит? – поинтересовался Иван, рассматривая пену в стакане, который ему принесли.
– Да всё что угодно, я понятия не имею, они и сами, кажется, не знают.
– Херня какая-то, – выразил мнение Иван. – И че там, совсем ничего интересного?
– Ну… – Икар задумался, щурясь на желтую лампу на стене, – задвинулись недавно на тему пожирателей. Ну это знаешь, наверное, те, которые последними прибыли.
– И что, реально последними или это всё вранье?
– Реально последними, после них пока никого.
– И что с ними?
– С ними все хорошо, но Сантьяго загнался по поводу какого-то объекта, я не смог понять, что именно за объект. Они называли его «точкой», хотя это неточный перевод, у них такого знака нет в пунктуации, по смыслу самое близкое… м-м-м… слово означает… м-м-м… завершение… короче этот Сантьяго возбудился страшно, ни разу не видел его в таком состоянии.
– Обычно вялый твой таракан, да?
– Таракан… – усмехнулся Икар, – вообще они нормальные ребята, очень вежливые и даже… деликатные.