Точки над Ё

Нестерова Наталья Владимировна

Неожиданно Костя замер, поднял голову, издал звук: «Пш-ш!» Так шипят на собаку или кошку, которые не вовремя требуют внимания. Повернув голову, я проследила за Костиным взглядом и вскрикнула испуганно. К окну прижималась чья-то морда. Стекло было чуть тонировано, у морды по-свинячьи расплющился нос – так хотелось рассмотреть нас.

Костя высвободил руку, которая до этого, пробравшись между дублёнкой и кофточкой, нежно меня гладила. Нажал кнопку на двери, стекло поехало вниз.

– Убирайся отсюда! – гаркнул Костя.

–

Так это Ася! Точно, Ася!

Соседка тётя Вера стояла в несимпатичной позе: согнувшись в поясе, приставив к голове ладони как громадные уши.

Я хотела поздороваться, но из горла вырвалось невнятное бульканье.

– Как тебе, Ася, не стыдно! – разогнулась тётя Вера и упёрла руки в боки.

– Бабка! Пошла вон! Рога обломаю! – грозил Костя.

– Только попробуй, хулиган! Насильник! – почти кричала тётя Вера.

– Заткнись, карга старая, и уматывай! Точно накостыляю.

Я стремительно летела из космоса на землю, после райского парения спикировала в пошлую склоку. Трезвела и пропитывалась ужасом.

– Костя, прекрати! – прошептала я. – Здравствуйте, тётя Вера, извините, пожалуйста! Всё в порядке.

– Ездют тут всякие! Девок уже на проезжей части лапают! – бушевала соседка.

Я сжала Костину руку – не отвечай!

Он надавил на кнопку, стекло медленно поднималось, и всё глуше становились вопли тети Веры, которая грозила привести мою маму и вызвать милицию. Мне было стыдно до слёз, Косте – ничуть.

– Ася?

– Что ты наделал!

– Испугалась придурочной старухи? Дьявол с ней! Она ушла. Асенька. – Он сделал попытку снова обнять меня.

– Прекрати! – затрепыхалась я, отталкивая его руки.

– Ася, тебе ведь не двенадцать лет, а я не плохой дядя-извращенец. Почему ты боишься всякой ерунды?

– Тётя Вера – матёрая сплетница и склочница, её весь дом боится.

– Хочешь, я ей рога обломаю и на пуговицы пущу?

– Нет. Выпусти меня! – просила я и дёргала ручку двери.

– Погоди. Нам нужно поговорить. Ася, ты мне нравишься! Очень, безумно, уже давно. Мы ведём себя как детсадовцы, младшая группа, на горшок по очереди.

Напоминание о детском саде было своевременным: с минуты на минуту тётя Вера приведёт маму, чтобы на виду у всего двора продемонстрировать мой разврат. Тётя Вера не сумасшедшая, просто очень злая. Как растению требуется свет и вода, так нашей соседке – уверенность в греховности людей. Тётя Вера живёт исключительно благодаря чужим порокам, реальным и выдуманным, активно пропагандируемым. Объяснить всё это Косте, привести примеры быстро не удастся, а время не терпит. Костя в лицо назвал тётю Веру бабкой и каргой (за глаза её похлеще величают) – плеснул в горелку мизантропки керосина. Моим родителям теперь не поздоровится.

– Открой дверь! – потребовала я.

– Выслушай меня! Куда ты рвёшься, когда тебе в любви объясняются?

– Не

надо любви, не надо объясняться, – быстро говорила я.

И пыталась открыть дверь, нажимая на кнопки, дёргая рычажки. Чем современнее машина, тем заумнее. Как дверь открывается – без инструкции не сообразишь. Стекло ползёт то вниз, то вверх, а дверь ни с места.

– Почему, Ася? Почему ты не хочешь выслушать меня?

– Ничего у нас не получится. У нас...

– Разные интересы? Филологические, – усмехнулся Костя.

Я не видела его лица, поскольку повернулась спиной, но хорошо представляла гримасу под названием «чушь собачья». Наконец мне удалось выбраться из плена: оказывается, следовало рычажок двинуть вправо и потянуть за металлическую петельку.

– Скажи честно, – снова усмехнулся Костя, но уже с другой интонацией, теперь на его лице наверняка написано: «Облом!»

Я повернулась, посмотрела на него, чтобы проверить свою догадку. Так и есть: «Облом полнейший!»

– Признайся, что я тебе противен, не нравлюсь. Зачем прятаться за русский язык, когда элементарно не испытываешь ко мне...

– Чушь собачья! – вырвалось у меня. – Хотя, конечно, облом.

Я вываливалась из машины, а Костя сыпал вопросами:

– Как ты сказала? Не противен? Почему чушь? Какой облом? Ася, не убегай, скажи!

Но я рванула к подъезду. Взбежала по лестнице и влетела в квартиру, на ходу сбросила дублёнку, чуть не упала, снимая сапоги.

Мама с тётей Верой разговаривали на кухне.

– Своими глазами видела, – доносила тетя Вера. – Навалился на неё бандюган, ручищей между ног тыркает, свои штаны расстёгивает, за сиськи голые ее мацает. Скажи, Ася, так и было!

Она ещё от меня требовала подтверждения! А фантазии-то эротические у сплетницы – ого-го!

– Никто меня не «мацал». И штаны не расстёгивал.

Мама сделала круглые глаза: не спорь с ней, не заводи!

Раз в жизни, охмелев от пива и поцелуев, затем от страха протрезвев, потом из-за бурных полярных эмоций окончательно потеряв нравственные ориентиры, я была готова дать отпор противной старухе. Нельзя! Мама не велит.

С заверениями: мол, обязательно с дочкой поговорит, спасибо, что предупредили, – мама вынудила соседку направиться к двери и выпроводила.

Я стояла у окна и смотрела на Костю, который расхаживал возле машины и курил. Откуда у него сигареты, он ведь не курит? Значит, нервничает отчаянно.

Подошла мама и стала рядом:

– Костик совсем не изменился.

– Ага, с трёхлетнего возраста.

– Доченька, рост у мужчины не главное! Среди гениальных мужчин две трети были низкорослыми, начиная с Наполеона и кончая Дастином Хоффманом. Чем короче мужчина, тем...

– Длинней его претензии. Комплекс коротышки.

– Не говори так о Костике! Если он тебе нравится, не мучайся по пустякам.