Точно как Иисус
Шрифт:
одного взгляда, и все начинают кричать: «Нечистый! Нечистый! Нечистый!»
Несколько недель назад я осмелился пройти по дороге, ведущей в мою деревню. Я не
хотел заходить туда. Видит Бог — я хотел только вновь увидеть свои поля.
Взглянуть на свой дом. И увидеть, если повезет, лицо жены. Я не увидел ее. Flo я
заметил детей, играющих на пастбище. Я спрятался за
резвятся и бегают по полю. Их лица светились такой радостью, а смех был так
заразителен, что на мгновенье, лишь на мгновенье, я больше не был прокаженным. Я
был земледельцем. Я был отцом. Я был человеком.
Наполнившись их радостью, я сделал шаг вперед, вышел из-за дерева, выпрямился, вдохнул полной грудью... и они увидели меня. Они меня увидели, прежде чем я мог
скрыться. И они завизжали. И они разбежались. Один из них, однако, задержался, оторвавшись от остальных. Этот ребенок остановился и смотрел в мою сторону. Не
знаю, да и не могу сказать наверняка, но думаю, на самом деле думаю, что это была моя
дочь. И я не знаю, не могу сказать с уверенностью, но мне кажется, что она искала
отца.
Именно этот взгляд и заставил меня сегодня сделать этот шаг. Конечно, это было
безрассудно. Конечно, это было рискованно. Но что я терял? Он называет Себя Сыном
Божьим. Он или услышит мою жалобу и убьет меня, или примет мою просьбу и
исцелит меня. Так я подумал и пришел к Нему с дерзновением. Движимый не верой, а
17
отчаянной яростью. Бог обрушил это несчастье на мое тело, и Он же или исправит
это, или прекратит мои страдания.
Но потом я увидел Его, и, еще только глядя на Него, я изменился. Вы помните, я
земледелец, а не поэт, поэтому я не могу найти слова, чтобы описать то, что увидел.
Могу сказать лишь одно: утро в Иудее порой выдается таким свежим, а рассвет —
таким величественным, что один взгляд на них заставляет забыть об ожидающей
тебя дневной жаре и о бедах и печалях прошлого. Когда я взглянул в Его глаза, я увидел
утро в Иудее.
Он еще не произнес ни слова, но я уже знал, что Ему не все равно. Каким-то образом
я знал, что Он ненавидел эту болезнь так же, как и я. Нет, даже больше! Моя ярость
превратилась в доверие, гнев стал надеждой.
Из-за
ждал, и когда Он был в нескольких шагах от меня, я сделал шаг вперед.
— Учитель!
Он остановился и посмотрел в мою сторону, как и десятки других рядом с Ним.
Волна страха прокатилась по толпе. Руки взметнулись вверх, закрывая лица. Дети
спрятались за родителями.
— Нечистый! — закричал кто-то.
И снова я не винил их. Я был умирающей развалиной. Но я едва ли слышал их. Едва ли
видел их. Их панику я видел сотни раз. Но Его сострадание я еще никогда не испытывал.
Все отступили назад, кроме Него. Он сделал шаг мне навстречу. Навстречу мне.
Пять лет назад моя жена шагнула мне навстречу. Она была последней, кто на это
осмелился. И теперь Он. Я не двигался. Я просто сказал:
— Господи, если хочешь, можешь меня очистить.
Если бы Он исцелил меня словом, я бы затрепетал. Если бы Он исцелил меня
молитвой, я бы возликовал. Но Ему было мало просто говорить со мной. Он подошел ко
мне близко-близко. Он прикоснулся ко мне. Пять лет назад ко мне прикоснулась жена. С
тех пор ко мне не прикасался никто. До сегодняшнего дня.
— Хочу. — Его слова были так же нежны, как и Его прикосновение. — Очистись.
Сила разлилась по моему телу, как вода по распаханному полю. В одну секунду, в одно
мгновение я почувствовал тепло там, где до этого было онемение. Я почувствовал
крепость там, где все было атрофировано. Моя спина распрямилась, голова поднялась.
До этого я стоял, согнувшись до Его пояса, а теперь я смотрел Ему прямо в лицо.
Улыбающееся лицо.
Он прикоснулся ладонями к моим щекам и приблизил меня так, что я мог
чувствовать тепло Его дыхания и видеть слезы, поблескивающие в глазах.
— Не говори никому об этом. Пойди, покажи себя священнику и принеси дар, какой
повелел Моисей тем, кто выздоровел. Это будет свидетельствовать людям о том, что Я сделал.
И именно это я иду выполнять. Я покажусь священнику и обниму его. Я приду к жене