Тогда ты молчал
Шрифт:
Однако слово «аналитик» СМИ считали, очевидно, недостаточно сексуальным.
— Что, у нас конспиративная встреча? — спросила Мона и уселась на деревянную скамью напротив Керна — худощавого человека лет тридцати с серьезным узким лицом, которое оживлялось только тогда, когда он говорил о работе.
Бергхаммер поместил свое объемное тело на стул рядом с ней. Даже при этом скверном освещении были видны пятна пота на его голубой рубашке, да и запах от него исходил такой, что не возбуждал аппетит. Вообще-то Мона любила и ценила Бергхаммера. Но он, как и все мужчины в отделе КРУ 1, за исключением Фишера и Бауэра, не придавал
— Это же не случайность, — сказала Мона и чуть отодвинулась от Бергхаммера, — что он тоже здесь. Или нет?
Бергхаммер не ответил. Керн тоже молчал.
— Мартин! К чему все это? Зачем…
Официант принес меню, и расстроенная Мона замолчала. Если Бергхаммер захотел подключить Керна к расследованию, почему он просто не пригласил его на совещание? Зачем они сидели здесь, тратя драгоценное время? Почему…
Когда официант вернулся к ним, она наугад заказала пиццу «Margherita» и колу. Бергхаммер заказал себе «Calzone» [14] и пиво, Фишер — то же, что и Мона, а Керн принял решение в пользу «Penne all’arrabbiata» [15] .
14
«Calzone» (um. штаны) — пирог с начинкой из взбитых яиц, ветчины и сыра.
15
«Penne all’arrabbiata» (um. бешеные перья) — блюдо из макарон.
Они сидели молча, пока официант не принес напитки.
После того как Бергхаммер отпил огромный глоток пива и вытер рот, он наконец оказался готов разъяснить смысл данной встречи.
— Вы знакомы? — спросил он, переводя взгляд с Моны на Керна.
Они кивнули, недоуменно глядя на него, Фишер сделал то же, хотя Бергхаммер на него и не смотрел.
— Тогда не будем ходить вокруг да около, — продолжил Бергхаммер, по очереди глядя то на Мону, то на Керна. — Итак, у нас однозначно серийный убийца. И он будет продолжать свое дело, пока мы его не остановим. Поэтому я пригласил сюда Клеменса.
— Понятно, — сказала Мона.
Зачем только эти предисловия? Она и раньше работала с Керном, и не возникало никаких проблем.
— Ты же не возражаешь? — Бергхаммер облегченно вздохнул, но вид у него был озадаченный.
— Конечно. А почему я должна возражать?
Наконец до Моны дошло: Бергхаммер думал, что она может подумать, будто он сомневается в ее профессионализме, раз он уже в начале расследования привлекает помощь «со стороны». «Как это типично для мужчин», — подумала Мона.
— Мы всегда так поступаем, когда имеем дело с серийными преступлениями. В конце концов, для этого и существует аналитический отдел, не так ли?
— Ну да, — сказал Бергхаммер. — Правильно. Совершенно правильно.
Он выглядел так, словно у него только что свалилась гора с плеч.
Принесли пиццу, и лицо Бергхаммера расслабилось. Он стал похож на маленького толстого мальчика, каким он когда-то и был. Мона подумала об отпуске. Через тринадцать дней она будет сидеть в самолете, летящем в Грецию. Если все пойдет гладко. Но в настоящий
27
— Ты в курсе дел? — спросила Мона Керна, когда они отодвинули свои пустые тарелки на край стола.
— Можно сказать, да, — ответил Керн.
Он вытер рот салфеткой и выпил глоток минеральной воды. «Можно сказать, да» у него означало, что он подробно ознакомился с делами, с протоколами осмотра места происшествия, протоколами вскрытия, протоколами допросов, данными о жертвах. И Мона ничего не знала об этом, и только потому, что Бергхаммер считал, что у него должны быть свои секреты. Она подавила в себе злость.
— Ну и как? — спросила Мона. — Что ты об этом думаешь?
— Мне кажется, это кто-то из пациентов. Или клиентов этого…
— Плессена, — подсказал Фишер с недовольным видом. Никто не обращал на него внимания, а он к этому не привык.
— Да. Этого психотерапевта, или как он там себя называет. Это один из его пациентов.
— Ну да, — осторожно начала Мона. Керн очень нервно реагировал, если кто-то начинал критиковать его умозаключения. — До этого, собственно, мы и сами додумались. Я имею в виду…
— Ты не понимаешь, — сказал Керн не глядя на нее.
Он сидел, уставившись в одну точку на красно-коричневой скатерти, покрывавшей стол. В первый раз Мона поняла, что под маской серьезного профессионала скрывается, наверное, довольно робкий человек.
— Чего я не понимаю? — спросила она более резким, чем хотела, тоном.
— Возможно, именно специфическое лечение сделало его желания по-настоящему опасными. И он считает, что виноват в этом Плессен. Для него это очень удобно. Мне кажется, этот пациент где-то уже должен был отметиться. Месть Плессену, кроме всего прочего, могла оказаться этаким надуманным мотивом, чтобы наконец-то начать действовать. Вам, в принципе, нужно только проверить списки пациентов и посмотреть, нет ли среди них тех, на кого уже заводилось дело в полиции.
— Дело? По какому поводу?
— Да, собственно, все равно. Эти типы — серийные преступники — начинают зачастую именно с таких вещей, которые никак не связаны с их настоящими, э-э, потребностями. Воровство, взлом машины и тому подобное. Естественно, могут быть и другие правонарушения, такие как вымогательство, эксгибиционизм, изнасилование. Вам нужно просто ввести их фамилии в поисковый компьютер. Одну за другой.
— Ты молодец, — сказал Фишер. — Но у нас более двухсот фамилий. Да что я говорю, — не менее трехсот. Кроме того, эти списки не систематизированы. Иногда указаны лишь имена пациентов или только начальные буквы фамилии.
— Вот те, которые есть, и прогоните через компьютер. Одну за другой.
— А что, — спросила Мона, — если он указал не свою фамилию?
Керн посмотрел на нее так, словно он в жизни бы до этого не додумался. Насколько он был умен в своей области, настолько же иногда бывал поразительно наивным.
— А разве так можно? — удивился он.
— А как же, определенно. Как было сказано, списки несистематизированные и, несомненно, неполные. Многие фамилии внесены от руки и тому подобное. Понимаешь, Плессену все равно, как зовут клиента. Для него это не существенно. Он же не спрашивает паспорт. Если клиент заплатил, значит вопросов нет.