Тогда, в Багио

Кикнадзе Александр Васильевич

Была у руководителей советской делегации возможность сказать: «Не стоит ехать в Манилу»? Еще какая!

Что было бы, если бы после этого вояжа Карпов проиграл?

Сколько людей на разных уровнях спросило бы:

— Зачем понадобилось Карпову перед последней партией делать эти пятьсот километров?

Предложение о поездке было поставлено в виде вопроса. За одним большим вопросом была, по меньшей мере, дюжина вопросов поменьше.

Известно, сколь популярен на Филиппинах Анатолий Карпов. Из множества примеров можно вспомнить один: перед открытием матча в военной академии был дан парад в его честь, такие

парады устраиваются крайне редко — лишь самым почетным гостям. Его знают в лицо. На матче баскетболистов СССР и Югославии будет несколько тысяч зрителей. Диктор, без сомнения, объявит, что среди них находится чемпион мира Карпов.

Сколько людей не откажет себе в удовольствии произнести или подумать — «пока чемпион». Завтра или послезавтра он перестанет им быть. Филиппинцы понимают толк в спорте. И знают законы его борьбы: после таких потрясений, которые испытал Карпов, у него будет мало шансов в предстоящей партии. Известно, что ставки на подпольных пари (филиппинцы — азартные люди), когда-то доходившие до пяти к одному в пользу Карпова, теперь принимаются как три к двум в пользу Корчного. Об этом, естественно, Карпову не скажет никто. Но разве он не сумеет по выражению лиц, не такому, к какому привык, почувствовать изменение к себе? Проигрывающего не жалуют нигде. В том числе и в этой географической точке.

Стоит ли ехать Карпову в столицу, чтобы испытать определенный комплекс ощущений при встрече со зрителями?

Далее. В Маниле совсем иной, чем в Багио, климат — там жаркий, душный и влажный воздух. К нему привыкать и привыкать, пока не почувствуешь себя в своей тарелке. Кому-то для акклиматизации достаточно недели, а кому-то не хватает и двух. Карпов совершит длинный путь, окунется в непривычный климат — как это подействует на него? Придаст ли новые силы или отнимет и последние? Ведь когда они вернутся в Багио, ему понадобится пусть небольшой, но все же срок на новую мини-реакклиматизацию. Можно ли ехать Карпову в Манилу перед партией, которую все считают решающей?

И еще одно немаловажное обстоятельство не могло не тревожить советскую делегацию. До Манилы двести пятьдесят километров по горной и небезопасной после пронесшихся тайфунов и землетрясений дороги. Путь сам по себе не близок — полтысячи километров в оба конца. Карпов устанет. Сомнений в этом нет. Сможет ли он обрести свою физическую форму за те двое суток, которые останутся до тридцать второй партии?

Но есть закон: чтобы лучше отдохнула правая натрудившаяся рука, надо дать нагрузку левой.

Быть может, устав физически, Карпов лучше отдохнет душой?

Риск велик? Без сомнения. Принять решение легко? Ой как трудно! Но есть же прекрасные стихи у французского поэта-юмориста:

Задает банкеты гений В отеле «Принятых решений». Посредственность посуду моет В харчевне «Может быть, не стоит».

Карпов и Севастьянов уехали в Манилу.

Был на редкость напряженный матч баскетболистов СССР и Югославии за звание чемпионов мира. И там тоже все решало одно лишь очко. Это очко выиграли югославы.

Карпов отчаянно болел за соотечественников.

Но за эти два часа пребывания в наэлектризованном зале он выплеснул (так скажут позже психологи)

вместе с прочими эмоциями целый ковш отрицательных эмоций, которые копились в его груди.

Очевидцы утверждали, что он вернулся в Багио заметно посвежевшим.

Он шел играть последнюю партию как шахматист, уверенный в себе и заставивший поверить в эту уверенность других.

— У всех у нас не было сомнений, что Анатолий последнюю партию выиграет, — говорит Виктор Ивонин.

Анатолий Карпов:

— Путешествие в Манилу, хоть и проходило под дождем, взбодрило меня. Я здорово переживал за наших ребят, которые играли решающую встречу за звание чемпионов мира с командой Югославии и проиграли одно очко. Я понимал, что обязан это очко завоевать. Собрал все силы на тридцать вторую партию, если говорить точнее, собрал последние силы. Все мы понимали, что будет в этот день решающий бой. Корчной был убежден, что я нахожусь в состоянии, близком к депрессии. Играя черными, он стремился перехватить инициативу, однако в этот день я был предельно собран. Понимал, сколько миллионов людей смотрят на эту доску моими глазами, и понимал, что могу доставить очень большое горе, а могу доставить и большую радость. Старался играть, уходя от риска. И был счастлив в ту минуту, когда Корчной потребовал бланк для откладывания партии. Я понял, что игра сделана, что кончен матч; Корчной откладывал партию для того, чтобы лично не поздравлять меня.

Когда Анатолий сделал последний ход в последней партии матча и его неприятель потребовал бланк для того, чтобы отложить позицию, в советской делегации проснулось наконец долгожданное немногословное, выражавшееся глазами, улыбками, рукопожатиями, ликование. Все понимали, что сделана игра, что сделан матч, что не может случиться уже ни одна из тех несуразностей, которая подкарауливала чемпиона мира в некоторых, казалось, начисто выигранных партиях.

Теперь этого не произойдет. Видно невооруженным глазом, черным не удержать позицию. Без сомнения, это видит и понимает и Анатолий. Надо подойти поздравить, обнять. Сейчас спустится со сцены.

К Карпову подходят, а на лице его полная отрешенность. Он еще весь там, в партии, она не отпускает его.

Ему бы улыбнуться. Сбросить с плеч груз забот и тревог, который он нес честно и мужественно три последних месяца. Похудело, обострилось и без того тонкое лицо. Возмужал. Взгляд пусть чуть-чуть, но стал другим. Взгляд человека, много испытавшего и пережившего.

Сосредоточившись до предела на последней партии, Карпов словно отключился от всего остального мира с его эмоциями. Ничто постороннее не могло войти в Карпова. И сам он не мог «вернуться» в реальный мир: не проявлял радости, не слышал поздравлений друзей, взгляд у него был отсутствующий.

Могло предстоять доигрывание, возможность его нельзя было отбрасывать. Карпов не имел права на малейшее расслабление.

Рассказывает В. Ивонин:

— За тридцать второй партией напряженно следила не только Земля. Но и — впервые за всю долгую историю шахмат — следил космос: Владимир Коваленок и Александр Иванченков, «Фотоны». Им передали по радио отложенную позицию, и, надо думать, анализ ее доставил немало приятных минут космонавтам.

В день предполагавшегося доигрывания они вышли на связь с Землей чуть позже обычного и сразу же после обмена приветствиями спросили: