Токей Ито (Художник А. Громов)
Шрифт:
— Фред Кларк не допустил бы такой глупости, — попытался Четанзапа продолжить разговор.
— А, Фредди! Ты, пожалуй, прав. Этот разбирается во всем получше, чем наш распрекрасный Энтони Роуч и все эти Шонки. Этот — особой закваски! Но ты же знаешь, он сейчас при деле. Он от нас далеко, он уже, наверное, встретился с патрулями северных фортов. И они погонят Токей Ито назад, прямо к нам в руки! Облава! — Солдат даже присвистнул от удовольствия. — Тут-то краснокожая собака и испустит дух!
— У Токей Ито всего десять или двенадцать воинов, и ему надо только удрать в Канаду. — Четанзапа старался
— Дело не в этом. Какая в том печаль, если тридцать, пусть даже шестьдесят краснокожих уберется в Канаду. Об этом никто не станет говорить, кроме старых женщин. Но когда Крези Хорс узнает о здешней истории, пусть меня повесят на моем собственном галстуке, если он не попытается снова выступить со своими двумя тысячами, а завтра это, наверное, будет уже десять тысяч, вот и восстание готово! Но еще много важнее кое-что другое, чего тебе, конечно, не понять. Роуч хочет стать майором, а Шонка — начальником полиции, и им нужно это дело раздуть так, чтобы оно показалось всем очень важным и, может быть, даже попало в газеты. Вот поэтому-то мы и скачем по прерии и бьемся с этими упрямыми парнями! Но Токей Ито, конечно, отчаянная бестия. И в шайке у него есть еще несколько таких каналий. Ну вот хотя бы этот Четанзапа! Он участвовал еще при Литл-Биг-Хорне в налете на Кастера и должен за это поплатиться! На Йеллоустон ривер мы перехватили Крези Хорса, на Йеллоустон ривер придет конец и Токей Ито.
— У вас опять артиллерия?
— Не можем же мы вытаскивать артиллерию против кучки блох: не успеешь занять позиции, а они уже и распрыгались по сторонам. Надо видеть, что мы их и так-то неплохо ловим и щелкаем.
Драгун, который в пылу разговора сдерживал своего коня, подогнал его. Четанзапа вознамерился было отстать, но болтун не отвязывался от него. Он так шлепнул клячу дакоты, что та побежала рядом, и Черный Сокол не отважился упрямиться. К тому же, наверное, полезно было посмотреть, где расположили лошадей.
Дакота увидел, что драгуны использовали загон, который черноногие построили для своих коней. Черный Сокол удивился, сколько труда положили сиксики, чтобы воздвигнуть такую прочную изгородь. Видно, они понимали, что находятся в чужих местах охоты, и опасались, что лошадей похитят.
Большинство всадников уже загнали туда своих коней. Четанзапа и его спутники подъехали последними. В нескольких метрах от въезда в ограду стоял Роуч с плеткой в руке.
Он повернулся и внимательно посмотрел на трех всадников, которые спешились, чтобы ввести своих коней в загон.
— Эй!
Четанзапа и оба драгуна насторожились.
— Эй! Это я тебе, господин в цилиндре! Пошевелись.
Дакота подчинился приказу. Подходя со своим конем к кэптену, он украдкой высматривал, куда бы ему укрыться в случае необходимости бежать.
Роуч оглядел его сверху донизу. Когда взгляд офицера задержался на легинах, которые были воину коротки, Четанзапа почувствовал себя, как рак, попавший в кипяток.
— Эх ты, ворона! Где же ты был, когда мы сражались? А?!
Черный Сокол погрузился в молчание.
— Сними сейчас же свой цилиндр и посмотри на меня!
Прежде чем Четанзапа успел выполнить требование,
— Хо-хо! Вот стоит он, живое воплощение бессовестности! Жалкий трус! Ты думаешь, я не в состоянии за всем уследить! Разъезжает позади, как клоун в цирке, и если хоть раз и поднял ружье и выстрелил, так не нашел лучшей цели, чем своего начальника — Шонку! Пустая башка! Эй! Слышишь, что я говорю!
— Хау, я слышал слова большого белого человека! — Четанзапа говорил тихо, чтобы не выдать себя голосом.
— Побереги свои пустые речи! Я сам знаю, кто я такой, и что ты глупец, лентяй и трус, это я тоже знаю! Однако не воображай, что ты у меня так и будешь без конца бить баклуши! Если уж ты не захотел сражаться, будешь нести вахту, а в другой раз будешь еще и наказан! Смени охрану у лошадей; глаза и уши у тебя есть, и даже не плохие, а мозгов тебе тут не требуется. Ну, пошел, проваливай! Веди свою жалкую клячу в загон и оставайся там. Будешь на посту до конца ночи. Да возьми в компанию двух своих краснокожих братьев.
— Хау. Я иду на пост. Но не вернет ли мне сначала большой белый человек мой цилиндр?
— Черт бы тебя подрал, шут ты несчастный! Забирай свой цилиндр и прочь!
Четанзапа стал выправлять цилиндр, который потерял форму в грубых руках капитана да еще был пробит пулей. Когда верхняя часть цилиндра приобрела сносный вид, он старательно выпрямил поля, надвинул его низко на лоб и гордо выпрямился. С высоко поднятой головой повел он в поводу свою клячу внутрь загона и заложил жердь, которая запирала вход.
Роуч еще раз обошел загон снаружи.
— Будь внимательным, не спи! — наказал он мнимому Татокано.
Роуч удалился, и дакота был предоставлен самому себе. Он начал службу с того, что принялся вдоль и поперек разгуливать среди лошадей и осмотрел всех так хорошо, насколько позволяла темнота. Белый конь капитана, к удивлению и радости Четанзапы, тоже находился в загоне.
Появились два дакота, которые должны были нести с ним охрану. Они вошли внутрь, а Черный Сокол постарался остаться у входа в загон. Он спрятался между лошадьми, и дакоты могли видеть только его цилиндр. Один из них бросил мнимому Татокано, чтобы он оставался у входа, а они будут караулить с других сторон.
Если бы он только знал, где скрывается Шеф Де Люп со своими людьми! Ясно, что в любом случае кто-то из них держался неподалеку от табуна. Надо попытаться установить с ними связь. Мысленно он повторил условленные сигналы. Здесь уместнее всего был собачий лай. Это не было бы так заметно: собаки черноногих еще не совсем успокоились. Четанзапа спрятался за крайними лошадьми и залаял, как заблудившаяся собака. Потом притаился у ограды и стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Раздалось тявканье койота. Собаки черноногих дали злобный ответ, но скоро успокоились. «Запаха животного собаки тоже не чувствуют, — подумал Четанзапа. — Скорее этот койот пахнет человеком». Он перемахнул через ограду и медленно пошел в направлении слышанного тявканья койота. На всякий случай он старался изобразить человека, заметившего что-то подозрительное и направившегося на поиски.