Токийский декаданс
Шрифт:
— Целуй пятки!
Я в ужасе отпрянула.
— Шлюха! — заорала она и пнула меня в плечо.
Мой бэнто полетел на землю.
В этот момент появилась испуганная девушка, подбежала к нам и схватила женщину за руку. Женщина запела, но девушка потащила ее за руку дальше по парку. Взглянув на меня, девушка склонила голову в знак извинения.
Я поднялась со скамейки, чтобы собрать упавшую еду и выкинуть. Из окна дома напротив на меня смотрел мужчина в очках. Он покрутил пальцем у виска, а я спросила у него адрес моего музыканта.
Музыкант жил сразу за парком. Его дом стоял на перекрестке двух широких
Я долго думала, звонить или нет, потом все-таки не стала. Толкнула ворота, они оказались незапертыми и открылись. Зайдя во двор, я услышала собачий лай и увидела, как на цепи, отходившей от будки кремового цвета, сидит и скалится на меня мохнатая собачонка. Как раз такая и укусила меня когда-то в детстве во время игры в прятки. Поэтому я их и боюсь. Испугавшись, я замерла на мгновение, но поняла, что, если бояться, никогда не добьешься того, чего желаешь. Внезапно нахлынувший на меня приступ храбрости позволил мне помахать собачонке рукой и пройти к входной двери.
Дверь была закрыта. Я постучала, но мне никто не ответил, и тогда я пошла к черному входу, на который указывала табличка со стрелкой. Черный ход тоже был заперт, тем не менее мне на глаза попалось открытое окно на веранде на втором этаже. Собака просто захлебывалась лаем. Я осмотрелась. Единственным, что можно было использовать для того, чтобы забраться на веранду, оказалась собачья будка. В момент, когда я решила встать на нее, в моей душе уже не оставалось ни капельки страха. Я приблизилась к будке, собака испугалась и спряталась, однако по-прежнему продолжала скалиться на меня уже оттуда. Я пообещала ей изжарить ее и съесть, а затем залезла на будку. Внезапно фанерная крыша под одной моей ногой треснула, издав характерный звук, нога провалилась внутрь будки, тут же став объектом атаки собачонки, которая не преминула вцепиться в нее зубами. От боли я задергалась, пытаясь вытащить ногу, но вторая нога тоже почти провалилась внутрь. У меня не хватило сил. Я почувствовала, как недавно покинувший, казалось насовсем, меня страх с бешеной скоростью возвращается, накрывая’ с головой. Я, словно маленький ребенок, позвала моего любимого, чуть не плача.
Когда произносила его имя, я не помнила, как он выглядит, только мысленно представляла его пенис. Музыкант всегда был немного груб, и когда засовывал член мне в рот, делал это так быстро, что я прикусывала губу. Может быть, я вспомнила об этом, потому что меня собака укусила? Я громко звала его по имени и плакала. Вдруг откуда ни возьмись появился бармен, который объяснял мне, как пройти, и пара полицейских. Бармен показал на меня пальцем, а полицейские сняли меня с будки. Я им все равно была благодарна, но от них так воняло потом и еще чем-то неприятным, что все мое отличное настроение куда-то улетучилось.
— Вот, это она! Она спрашивала! — кричал бармен.
Я, подволакивая ногу, пошла в сопровождении полицейских к машине. На меня надели наручники, и стоило мне раз дернуться, я тут же получила легкий удар по голове, и меня лапнули за грудь.
— Она моя подруга!
Женщина, которая недавно пела мне арии в парке, появилась откуда-то все в том же платье. Она отобрала меня у полицейских, а они только твердили: "Эта тоже какая-то больная. Вы что, из одной палаты?" Они отпустили меня, и я ушла с
Someday
Мы стояли в очереди перед автоматом по продаже билетов. А он наблюдал за мной из примерочной в обувном магазине.
— Гляди, он на тебя всю дорогу пялится, — сказала Юми, и я обратила на него внимание.
Он был в серо-голубом вязаном блузоне с отделкой из кожи и покупал темно-коричневые ботинки за тридцать тысяч. Он смотрел на меня с таким выражением лица, будто встретил родного человека, и не сводил с меня глаз, даже когда расплачивался. Юми сказала:
— Не по себе как-то.
А мне было нормально. И не потому, что он дал мне билеты на концерт Синди Лаупер, а потому, что я захотела его, когда увидела.
Потом мы сидели во "Фрут Парлор", он ел сэндвич и пил дынный сок. Он развлекал нас рассказами о том, как девочки, забравшиеся на сцену и танцевавшие на ней во время выступления в "Принс Парке", оказались подставными, как Стиви Уандер, будучи слепым, выбирает себе только красивых девочек, как Хью Луис пукнул в бане Ёсивары. Я жевала кекс, запивая напитком из гуавы, и думала только о том, чтобы Юми поскорее убралась.
Мы учились в разных школах, а познакомились на выступлении. Она выше и страшнее меня, а месяц назад рассказала, как ходила с парнем из драматической школы на четыре года старше ее на концерт и на обратном пути переспала с ним в "Сити-Отеле" на Синдзюку.
— Извините, а кем вы работаете? — спрашивает его она.
— Осветителем.
— Я так и думала. — Она сгибается от смеха, прикрывая рот рукой.
Вот дура! Ничего смешного. А он смотрит на меня, улыбается и словно говорит: "Да, дура она у тебя. Дура и страшная вдобавок. А вот ты красивая". И мне становится хорошо.
— Не думайте, я не простой осветитель на концертах. Я обычно рекламу пускаю во время всяких представлений. Пару раз даже над фильмами работал, но там мне не понравилось — зарплата маленькая и работы навалом. Лучше всего на дискотеках заниматься освещением. Только не на известных, а на особых, для взрослых. — Он вынул из кармана два билета с красным штампиком "Проход разрешен".
— Аа! Как классно! — завопила Юми, а мне сразу же захотелось заткнуть ей чем-нибудь рот.
А если быть точной, теми разложившимися воробьями, которых я обнаружила утром в саду.
А еще я хотела крикнуть: "Не давай ей! Пойдем вместе с тобой!", но он, похоже, не услышал и протянул нам каждой по билетику. Мне стало грустно, но он сказал:
— Я буду на рабочем месте, так что встретимся у выхода.
И мне полегчало.
Дома меня ждали одиннадцать маминых друзей по бассейну, которые пили пиво в гостиной, несмотря на светлое время суток, сообщение о том, что папа вернется с работы поздно, и Кэйити, мой младший брат, резавшийся в "Метроид".
— Я делаю суши, что будете? — прокричала мама из кухни.