Токийский декаданс
Шрифт:
Что же касается Асами Ямасаки, то ее исчезновение произошло неожиданно. Без каких-либо предупреждений и видимых причин она внезапно пропала из номера, в котором они остановились, а потом и связь между ними начисто оборвалась. Аояма все еще продолжал думать, что ничего особенного не случилось и она попросту что-то не так поняла. Мысль об этом служила одним из поводов, оттягивающих его возвращение к нормальной жизни. В течение этих двух месяцев Аояма неоднократно ездил в Накамэгуро. Наведывался туда, где Асами вышла из такси после их второго свидания, и бесцельно прочесывал окрестности. Нельзя сказать, что таким образом он надеялся ее отыскать. Но Аояма совершенно не представлял, что еще может предпринять. С Асами его связывало только название квартала
"Этот номер в настоящее время не обслуживается". Сколько сотен раз он набирал эти цифры даже после того, как в трубке появилось сообщение. Он звонил каждый раз, когда проходил мимо телефонной будки. С наступлением нового года исчезло и сообщение в трубке, и тем не менее Аояма продолжал названивать.
Не прощаю лжи…
Он по-прежнему не понимал смысла слов в записке, оставленной Асами. Воспоминания о времени, проведенном с ней, включая их секс в номере отеля в Идзу, были исключительно приятными. Аояма до мельчайших подробностей помнил каждую деталь свиданий, начиная с самой первой встречи. Он постиг, насколько беспощадным бывает чувство утраты, связанное с приятными воспоминаниями.
Есикаве он звонил десятки раз, и, встречаясь, они вместе ужинали или выпивали в баре. Своим подчиненным в офисе во главе с Такамацу он тоже откровенно рассказал, что случилось. Однако Аояма не обращался к ним за советом, а бесконечно изливал на собеседника свои признания и жалобы. В конце концов даже Ёсикава перестал всерьез обращать на это внимание.
Ну разве это не странно?.. Я не сделал ничего особенного, и до того момента у нас все шло очень хорошо, без каких-либо проблем! У нее имелась несколько необычная травма, но она оказалась настолько сильной, что преодолела ее благодаря увлечению балетом. Произошло какое-то дурацкое недоразумение. Я должен ей это объяснить. Нет ничего глупее, чем вот такой внезапный конец.
Один Сигэ вел себя по-другому. Откуда в шестнадцатилетнем подростке такое понимание? — удивлялся Аояма. Настолько обыденно Сигэ вел себя с изнуренным отцом. Даже тогда, когда домработница Риэ-сан, переживая, назойливо интересовалась самочувствием Аоямы, сын заступался за него. "Все нормально! — уверял Сигэ. — Бывают и такие моменты, когда не до еды". Он ни разу не спросил Аояму об Асами Ямасаки. Тот, в свою очередь, тоже ничего не рассказывал Сигэ. Этот парень со смертью матери узнал, что такое чувство утраты, думал Аояма о сыне. Сигэ понимал, что, даже если кому-нибудь открыться и поведать о своих страданиях, легче все равно не станет, и в итоге ничего не остается, как продолжать жить обычной жизнью и смириться с тем, что будет очень тяжело до тех пор, пока не свыкнешься с чувством утраты.
Надо же, ему ведь только шестнадцать, а такой молодец…
Так, размышляя о Сигэ, Аояма в одиночестве сидел на диване в гостиной.
Дело было во второй половине воскресенья в конце января. Сигэ со школьными приятелями с самого утра уехал кататься на лыжах.
— Возможно, из-за путаницы с поездами я вернусь поздно. Так что ты ложись пораньше.
Несмотря на мучения худеющего на глазах отца, Сигэ, как и прежде, частенько выбирался отдохнуть вместе с друзьями. Он знал, что не стоит особенно опекать упавшего духом.
Аояма пешком прогулялся до ближайшего супермаркета, купил тофу, йогурт, мед, а также свежую красную икру, заправленную соевым соусом, и готовые капустные роллы. У него совсем не было аппетита, и любая еда все еще казалась безвкусной. Однако Аояма стал задумываться над тем, что должен держать себя в форме хотя бы для того, чтобы восстановиться ради Сигэ. Для этого нужны работа, как источник мотивации, и хорошее питание, решил он. Недопустимо демонстрировать Сигэ свою слабость.
Сидя на диване в гостиной, Аояма ел йогурт, политый медом. Даже такую нежную пищу, как йогурт, глотать было мучительно больно. Это как саднящая рана, подумал Аояма. Нельзя сказать, что организм отказывался от еды. Он хранил воспоминания об Асами Ямасаки и жаждал возобновления волнующих
Где-то снаружи лаял Гэнгу. Гэнгу — бигль, который по природе своей является охотничьей собакой и потому часто лает. Поднимает вой, когда слышит сирену патрульной машины или "скорой помощи". Разумеется, гавкает на воробьев и ворон, а случается, и на ползущих по земле насекомых. "Что, если тебе прогуляться с Гэнгу?" С подачи Сигэ Аояма неоднократно выходил на прогулку, но стоило неугомонному псу заинтересоваться каким-либо запахом, как он начинал насильно тащить хозяина по следу. Аояма то и дело был вынужден бежать за ним, что не являлось приятным времяпрепровождением.
Аояма ел йогурт и слушал музыку. Он на себе испытал, что, когда нервы ни к черту, телевизор сильнее раздражает. Телевизор вопил: "Даже когда тебе ужасно скверно, мир отлично функционирует!" Поэтому никому особо не отдавая предпочтения, Аояма просто начал слушать классику. От тяжелых минорных симфоний до легких фортепианных мелодий, охватывая временной отрезок от Баха до Дебюсси. Классическая музыка помогала убивать время. На то, чтобы прослушать один только концерт Моцарта для фортепиано с оркестром, уходило почти тридцать минут. А если слушать концерты с двадцатого по двадцать седьмой, это занимало четыре часа. Разумеется, сладостный и невыносимо возбуждающий образ Асами Ямасаки не покидал Аояму и во время игры пианиста Баренбойма. Он мучил, причинял боль, унять которую было не под силу даже Моцарту. Однако и мелодия, и исполнение впечатляли, благодаря чему нервная система не раздражалась еще больше. Аояма следил за ходом стрелок на часах. Так приходил вечер, и можно было браться за коньяк или виски.
Аояма воздерживался от алкоголя в дневное время. По прошествии двух недель после исчезновения Асами он заметил, что спиртное не спасает от чувства утраты: когда силы покидают, к беспокойству и раздражению прибавляется ненависть к самому себе. Невыспавшийся Аояма до обеда несколько раз испытал гнетущее чувство отвращения к себе как к полному неудачнику по жизни.
Потому теперь, в два часа дня в воскресенье, вместе с йогуртом Аояма пил яблочный чай "Фортнум энд Мейсон". На этот раз он выбрал музыку увертюр к операм Верди. Звучала "Сила судьбы" в исполнении Венского филармонического оркестра под руководством Караяна. Через сорок с небольшим минут Верди закончится, и следующим он собирался слушать Вагнера. Потом поставит концерты Моцарта для квартетов. А после наступит вечер. Он примет ванну и, попивая пиво, будет есть горячий юдофу под фортепианную музыку, потому что, перед тем как отправиться спать, Аояма непременно выбирал ноктюрн.
Пожалуй, сегодня вечером подойдет "Ноктюрн" Дебюсси в исполнении Микеланджели, который еще ни разу не слушал, решил было Аояма, как вдруг его посетило смутное ощущение того, что что-то не так. Словно он почувствовал запах, который никак не мог забыть, словно в ушах возник еле уловимый шум, которого он обычно не замечал, словно в поле его зрения на мгновение кто-то мелькнул, или случилось все это разом. Аояма первым делом поднялся с дивана и окинул взглядом всю комнату.
— Риэ-сан? — произнес он вслух.