Только человек !
Шрифт:
Но от прежнего Амоса, кажется, мало что осталось. И если сведения об опросах общественного мнения верны и восемьдесят процентов избирателей поддерживают Брайта, то и большинство населения Старых миров изменилось не меньше, и притом не в лучшую сторону. Болезнь зашла далеко. Охранники, которые приносят еду, станут для Калли лакмусовой бумажкой. Их реакция скажет, какие именно перемены происходят снаружи. Если таковые происходят, конечно. Калихэн О'Рурк Уэн, явившийся защищать Старые миры от надвигавшегося боевого флота молдогов, арестован, посажен под замок по приказу Амоса Брайта! И слух об этом неминуемо
"Кто посеет ветер, пожнет бурю, - старая пословица верна", невесело подумал Калли. Амос, отравленный честолюбием, уже несколько лет манипулировал Старыми мирами, используя два кнута, два страха людей: страх перед молдогами и страх перед пограничниками - Монстрами и недочеловеками, безумными выродками. И если люди Трехпланетья окажутся между Сциллой ли Харибдой, между угрозой вторжения инопланетян и путчем, переходом власти к Пограничью, что выберут они, зараженные космофобией люди Старых миров?
В этой схеме имелся слабый элемент, - напомнил себе Калли. Люди должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.
Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в калестинский буш, чтобы стать траппером.
Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране - калестинском буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская куртка все еще пахла городской гарью.
Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней, которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах, сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки. Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных пиков.
Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался, начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него, спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей орбиты.
Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом, который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.
Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от одной гряды к другой...
Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять следующих дней. Едва
Наконец, удовлетворенный, - кажется, ничего не пропущено, - он подошел к двери и застучал в нее кулаком.
23
Казалось, стука никто не слышит, хотя Калли барабанил в дверь изо всех сил.
– Охрана!
– гаркнул Калли.
– Охрана! Откройте! Мне нужно поговорить!
За дверью послышались голоса, но дверь не открылась. Постучав еще немного, Калли вернулся к койке, присел и стал ждать.
Минуты три спустя щелкнул замок, дверь распахнулась. В дверном проеме стояла обычная троица охранников. Тот, у которого на рукаве были сержантские нашивки, тяжело дышал, словно ему пришлось пробежать изрядное расстояние, чтобы присоединиться к остальным двум. Все трое смотрели на Калли.
– Что...
– Сержант перевел дыхание.
– Что случилось, господин Уэн?
Его вежливый тон очень сильно отличался от той оскорбительной пренебрежительности, с какой полицейские относились к Калли в первые дни. "Слухи - отметил про себя Калли, - в самом деле начинают просачиваться!". Он сказал сердито:
– По-вашему, я должен сидеть и смотреть на голые стены? Неужели нельзя принести мне что-нибудь почитать... или еще что-нибудь, чтобы занять время?
Сержант к этому времени успел отдышаться.
– Все что угодно, сэр. Таков приказ. Все, что угодно... в разумных пределах. Вы только скажите, что вам принести...
– Несколько кассет для чтения и просматриватель, - сухо распорядился Калли.
– И колоду карт - это можно устроить? Я бы сам с собой поиграл в пограничный бридж, если уж больше делать нечего.
– Конечно! Непременно!
– заверил его сержант, достав из нагрудного кармана черный служебный блокнот и стило.
– В конце есть чистые страницы. Вырвите и запишите все, что вы хотели бы получить. Мне придется утвердить ваш список - но этой займет лишь пару лишних минут.
Калли поднялся, взял стило и блокнот, вырвал полдесятка частых листочков, составил список, включавший в себя несколько книг, колоду карт, потом, словно только что вспомнив, добавил просьбу о свежих выпусках новостей. Листочек он вручил сержанту вместе с блокнотом, при этом Калли остался сидеть у стола.
– Я пометил там... колода должна быть в шестьдесят карт, такие делают у нас, в Пограничье. В Нью-Йоркском комплексе когда-то был магазин импортных товаров, там такие колоды продавались. Чтобы играть одному, нужно четыре джокера разных цветов. Смотрите, чтобы мне не всучили ваши земные карты, мне они ни к чему.