Только кровью
Шрифт:
— Я иду домой... Хочешь пойти со мной?
— Будем считать, что ты сказал «да», — ответил Джепп и зашагал по коридору.
Робот промчался по луже крови, поскользнулся и тут же внес необходимые изменения в свой внешний вид.
— Будем считать, что ты сказал «да». А ты откуда взялся?
12
Как и все, к чему стоит стремиться, величие не дается даром.
Деревенский кузнец подождал, пока фермер проверит, как сделана работа, вежливо кивнув, принял плату за свой труд и долго смотрел вслед удаляющемуся с грохотом трактору. Он работал древними инструментами, но сам был еще древнее и скорее являлся машиной, чем человеком.
Серджи Чен-Чу за свою долгую и наполненную событиями жизнь играл много ролей — сына, брата, мужа, отца, дяди, друга, промышленника, политика, стратега, художника, а в последние пять десятилетий — деревенского кузнеца. Его биологическое тело умерло давным-давно, вот почему — за исключением мозга и части спинного мозга — все остальное у Чен-Чу было искусственным.
Он успел «поносить» несколько разных тел. Сразу после смерти ему пришлось стать голубоглазым страшилищем, но с тех пор бизнесмен всегда заказывал тела, которые походили на него прежнего — симпатичного, дородного человека. Русско-китайские родственники наверняка гордились бы своим потомком.
И дело не только в теле, которое он выбрал. Главное — решение вернуться домой, в деревню, расположенную неподалеку от монгольского города Хатга. Приехав сюда сразу после окончания второй хадатанской войны, здесь он жил и работал в приятном забвении.
Серджи Чен-Чу подождал, когда фермер завернет за угол в дальнем конце улицы, помахал ему на прощание рукой и скрылся в тени.
Двойные двери были сделаны из потемневшего старого дерева и со скрипом захлопнулись, как только он потянул за истрепанные веревки. Три солнечных луча пробились сквозь отверстия в потолке и разрисовали потемневшую от масла глину причудливыми бликами. Шустрые пылинки резвились, весело гоняясь друг за другом, а потом, устав, медленно опускались на пол.
Почти всю стену занимал длинный, прочный на вид верстак. Над ним висела полка с инструментами. Канистры с ацетиленом пристроились у противоположной стены, рядом со сварочным агрегатом, который Чен-Чу так и не нашел времени починить, и его последним произведением абстрактной скульптуры. Тут и там были расставлены другие его работы, весьма неплохие. Кузнечный горн, очень старый — Серджи Чен-Чу пользовался им редко, — стоял холодный и погасший.
Чен-Чу, будучи человеком активным, собирался многое сделать для родной деревни, но тут пришли новости о Майло. Зная, что он больше не может оставаться сторонним наблюдателем, однако твердо решив сдержать свои обязательства перед односельчанами, промышленник работал по двенадцать часов в день. Клиентов, как крупных, так и мелких, следует обслуживать.
Чен-Чу в последний раз огляделся по сторонам, повесил кожаный передник на гвоздь и вышел в заднюю дверь.
Сад был гордостью и радостью Нолы. Со всех сторон его огораживала высокая стена, и сюда допускались только избранные. Этот зеленый уголок
Деревянный дом представлял собой простое строение, не выше соседских жилищ. Судя по нему, никто не подумал бы, что его хозяин когда-то занимал высокий правительственный пост, вел за собой в сражение целый флот и владел несколькими пограничными мирами.
Нола услышала, как открылась дверь, и вышла навстречу мужу. Ее искусственному телу было около шестидесяти лет, но она по-прежнему оставалась необыкновенно красивой женщиной. С точки зрения Чен-Чу, ничто другое значения не имело. Они поцеловались.
— Я сложила твои вещи в маленькую сумку, тебе так будет удобнее.
— А кто сказал, что я куда-то уезжаю? — удивленно приподняв одну бровь, спросил Чен-Чу.
— Не глупи, — заявила Нола. — Мы женаты вот уже сто лет, я знаю, что ты намерен делать, еще прежде, чем ты сам это поймешь. Ты принял решение в тот момент, когда услышал, что они взяли Майло. Я видела по твоим глазам. Ты постараешься навести порядок. Именно так ты и стал Президентом, не забыл еще?
Промышленник поцеловал жену в лоб из искусственной кожи. Некоторым людям в любви везет.
Чен-Чу прошел через простые, почти спартанские комнаты, прикоснулся к кнопке, которая распознавала его отпечатки пальцев, и стал ждать, когда сдвинется в сторону часть пола.
Дом был построен на земле, унаследованной Чен-Чу от деда, но в нем имелись устройства, которые поразили бы предка. Среди прочего — громадный подвал и выход в подземную пещеру, ту самую, где отец прятал контрабанду.
Потребовалась масса времени, терпения и денег, чтобы втайне от соседей построить бомбоубежище, атомную электростанцию и суперсовременную систему связи. Однако деньги творят чудеса.
Чен-Чу спустился по лестнице и поспешил к роскошному рабочему столу, подаренному когда-то его прапрабабушкой своему сыну. Стол стоял на платформе, а перед ним, располагались экраны. Первый был подключен к Планетарной службе новостей (ПСН), независимой когда-то организации, — сейчас она являлась центральным звеном в пропагандистской машине губернатора Пардо. На втором работало «Радио Свободная Земля», которое не только сумело пережить многочисленные попытки его закрыть, но и, казалось, начало процветать благодаря своим трудностям. Чен-Чу как раз успел к сводке новостей, посвященной победе лоялистов в Джибути. Он сделал для себя несколько заметок, когда экран на секунду почернел.
Репортаж о том, как Мэтью Пардо нажал на курок, уже видели все, но запись продолжали показывать круглые сутки. Кенни использовал ее в качестве заставки между новыми сообщениями и вообще всякий раз, когда возникала пауза и появлялась подходящая возможность. Таким способом он выступал против Пардо и старался показать сопротивлению, с каким врагом они имеют дело.
Изображение заморгало и на мгновение исчезло — инженеры, работающие на правительство, пытались заблокировать передачу. Однако через три минуты оно вновь стало четким и ясным. Чен-Чу посмотрел на свой компьютер и улыбнулся. Кенни получал серьезную поддержку от таинственного Джи-Джи.