Только обгон: (По мотивам мемуаров йийита Гэя)

Гуревич Георгий Иосифович

И вдруг этот делегат вбегает в скверик, растрёпанный, бледный, с красными пятнами на щеках.

— Ребята, нас продали!

И протягивает скомканное письмо.

“Дорогой мой, ненаглядный, любимый, радость моей жизни!

Прощай навеки, прощай навсегда-навсегда!

Я обливаюсь слезами, не соображаю ничего, еле вижу буквы, прости за мои каракули. Все произошло так неожиданно. Час назад я ничего не знала, приехала на проводы… И вдруг папа объявил, что я лечу, а ты не летишь, что он внёс за меня пай в пять раз больше твоего… И мы не увидимся никогда-никогда!

Конечно, у папы все давным-давно было рассчитано, предусмотрено и подготовлено. Папа умница, он величайший комбинатор мира, только о сердце дочери ему некогда подумать. Папа купил у Тэя право один-единственный раз посмотреть плёнку, убедился, что все про пещеру абсолютная правда, и решил сделать ставку на фей. И ещё папа заплатил Тэю в три раза больше,

чтобы он никому-никому не показывал свои фильмы. Заплатил, но такие расходы всегда оправдываются. Другие сомневались и жмотничали, а папа один играл наверняка. Он вложил все свои миллионы в фей, оказался выше всех других пайщиков в сорок раз, и он один мог назначить весь экипаж, всех пассажиров. И он вписал маму и меня, и генерала Цэя, и ещё трех майоров для охраны, и жену геолога, и жену физика, и жену штурмана, и семьи инженеров, чтобы все служащие всегда и везде стояли за папу. А семьи брать надо, потому что мы не вернёмся. Папа говорит, что он не извозчик и не Сайта Клаус. Его амбиция не в том, чтобы возить подарочки нищим — шесть лет туда, шесть лет обратно, — тратить на это свои последние годы. Папа говорит, что остаток жизни он хочет прожить в своё удовольствие, а не мотаться по космосу туда и обратно. А я ужасно рыдала и просила взять тебя тоже. Но папа очень сердился, топал ногами и кричал, что я дура, сама не понимаю своего счастья, что он выдаст меня замуж за солидного и богатого человека, такого, как генерал Цэй, я ещё благодарить его буду. Но я ни за что, ни за что не стану женой этого плечистого солдафона, я люблю тебя и только тебя, мой кудрявый, ясноглазый. Те наши святые часы в рубке — это счастье всей моей жизни. И я плачу, думая о тебе, и целую тебя тысячу раз, и целую каждую букву этого письма, которое будут держать твои сильные руки. Я так хочу к тебе, хотя бы проститься с тобой, но папа меня не пускает. Говорит, что нипочём теперь не пустит, когда я знаю его тайну. Но я всё равно перехитрила его, я попросила прислать мою горничную с платьями, а на самом деле я отдам ей все платья, чтобы она передала тебе это письмо. Не знаю, на что я надеюсь, просто я люблю, люблю, люблю и хочу быть твоей, только твоей и ничьей больше. Прощай, мой любимый, славный. Помни обо мне хоть немножечко.

Твоя маленькая Джэтта”.

— Все-таки это не настоящая любовь, — сказала толстушка Сэтта. — Если бы она любила всерьёз, нашла бы способ убежать.

А мы, остальные, думали не про любовь. Подлость потрясала нас, неизмеримая гнусность, жившая рядом с нами. Нет справедливости на этом свете. Остро нужен, просто необходим был нам, безбожникам, бог, чтобы громом поразить Джэя — эту мразь в образе йийита.

— Своими руками разорвал бы! — сказал Сэй Большой, тот, что работал в партере, брата своего держал на вытянутых руках.

А Сэй Маленький только зубами скрежетал, думая об украденном спортзале.

— Что делать будем? — спросил Пэй, глядя на меня.

Библиотека его развеялась в небе, мудрость древних ещё не была впитана, а в житейских делах Пэй полагался на меня.

Я и сам не знал, что делать. Я только жалел бедняков, которые отдали свои последние гроши и последние силы, чтобы записать надежду в бесполезные книги пожеланий.

— Может быть, я зря разболтал вам, ребята? Может быть, надо скрыть письмо? — сказал Рэй неожиданно. — Пусть люди надеются! Пусть хотя бы радуются, надеясь! Ведь сделать-то ничего нельзя. У Джэя единственный звездолёт, новейший, лучший, его не догонишь.

— Лгать, обманывать, сеять напрасные надежды? Чем же это лучше религии, Рэй?

— Но какой толк, Гэй, от твоей горькой правды?

— А нельзя ли догнать их на ракете Тэя, ребята?

Это Гэтта спросила. Пока мужчины сетовали и разглагольствовали о принципах, девушка искала выход.

Возражения посыпались градом: у Тэя старая галоша, мощность её ничтожна — сто граммов фотонов в секунду, у “Благочестивых паломников” — килограмм в секунду. И новенькое оборудование, и аппараты, и лучшие специалисты, и они уже в пути, набирают скорость, у них форы несколько месяцев.

Но другого звездолёта не было на планете Йийит. У ракеты Тэя двигатель маломощный, но зато и масса малая, ускорение получается примерно одинаковым. Если нет новейшего оборудования, можно обойтись старым. Специалисты? Мы сами специалисты. Фора? Нагоним. Неужели дадим уйти преступнику?

А главное, стояла перед глазами у меня очередь: видел я этих старушек, робких женщин в стираных платьях, старательно и благоговейно вписывающих свои пожелания в книги напрасных надежд.

— Ребята, надо разбиться в лепёшку, — сказал я. — Разбиться, но обогнать “Паломников”, прибыть к феям раньше. Для такого дела жизни не жалко.

— И мне, — сказала Гэтта.

— И мне, — присоединился Сэй Большой. — Жизни не жалко, чтобы раздавить этих идиотов, на части их разорвать.

— И мне… чтобы опередить их, — сказал Рэй.

— Ребята,

давайте дадим клятву. Пусть это звучит напыщенно, но поклянёмся не думать о себе, о дипломе, о личных делах, о любви, пока справедливость не будет восстановлена.

— Клянёмся!

Пэй протянул мне руку, и Рэй, и Сэиты… и Юэй после некоторого колебания, и девушки тоже. Повторяли за мной как заклинание: “… Не отвлекаться, не учиться, не любить…”

— А ты сумеешь не любить ничуточки? — спросила Гэтта лукаво. И Юэй добавил:

— Мне, как женатому, исключение. Клятва жене была дана раньше. О своей троице я обязан думать.

Клянёмся!

Пустым звуком была бы наша клятва, если бы не поддержали её миллионы — оскорблённые и взбудораженные пайщики.

Казалось бы, всё, что могли, отдали они ради мечты. Нет. Снов нашлись и вещи, и силы, и даже гроши какие-то для снаряжения второго звездолёта, обновлённой и переделанной ракеты Тэя.

Рэй предлагал назвать её “Лидером”. Пусть самое имя говорит о нашем намерении прийти первыми.

Сэиты предпочитали “Возмездие”.

— Ведь гнев оказался сильнее мечты, — говорили они. — Ради подарков люди давали деньги с расчётом, что-то припрятали на чёрный день, а во имя мести несут последнее.

А по-моему, не месть и не гнев вдохновляли людей, а чувство истины, жажда справедливости. Я хотел, чтобы ракета называлась “Справедливость”. И меня поддержало большинство.

Во имя справедливости был изменён и устав пайщиков. Ведь это не так уж правильно, чтобы больше всего подарков получали самые богатые, самые учёные и самые сильные, способные лучше и дольше трудиться. Как раз наоборот: бедным, неучёным и слабым требуется больше. И совсем уж несправедливо, чтобы ничего не получали дряхлые, немощные и больные, неработоспособные. Мы объявили, что наша “Справедливость” принадлежит всем-всем жителям планеты до единого. И так как всем-всем-всем невозможно привезти подарки, мы записали в устав, что подарков не привезём никому, а задача наша — раскрыть тайну пещеры. Пусть такие пещеры построят во всех странах, общедоступные, как питьевые фонтанчики на перекрёстках.

“Не пайщикам — всем подряд!” Возможно, из-за этого лозунга мы собрали меньше денег (от богатых ни гроша), но гораздо больше честного труда. Паев у нас не было, но не было и дутых работников, которые болтались бы на глазах десятников, чтобы получить отметку об отработанном дне. Обошлось без лодырей, и обошлось без учётчиков. Думаю, что мы остались в выигрыше.

Очень помогло и то, что работа делалась повторно. Мы получили готовую оборудованную базу — космический док, где строился “Паломник”, получили все мастерские с остатками материалов, обученных инженеров и обученных рабочих. И унаследовали готовый набор решений: схемы управления, двигателя, рулей, системы наблюдения, обеспечения и прочее. Ничего не пришлось изобретать принципиально нового; мы только приспосабливали, “привязывали” чертежи к корпусу скромной ракеты Тэя. Допустим, требуется рубка управления. “Рэй, вспомни, как была устроена рубка в “Паломнике”. Оборудуется медицинский кабинет. “Рэй, вспомни, как выглядела клиника на “Паломнике”. “Сэтта, ты монтировала антенны, вспомни…” “Юэй, ты делал расчёты, вспомни!…” Рассеянные авторы знают, что потеря рукописи — не катастрофа. Восстановить её — не удвоенная работа. “Паломник” строился четыре года, нашу ракету мы оборудовали за четыре месяца.

И справились бы ещё быстрее, если бы нам не ставили палки в колёса. Львиную долю времени у нас отняли бюрократические барьеры. Целый месяц (месяц из четырех) прошёл, прежде чем нам разрешили использовать ракету Тэя. Недели, недели, а не часы проходили, прежде чем нам выдавали со складов без дела лежащие аппараты. Есть скафандры на складах — нет разрешения на выдачу. Вольфрам и германий есть на заводах — нет разрешения на выдачу. Увязки, утверждения, ассигнования, сомнения, запросы, проверки… Не сразу мы поняли, что у Джэя остались сочувствующие в сенате. Да, он обманул их тоже, но богачам этот обман не казался подлым. Лживая реклама, дутые акции, бегство от пайщиков, мнимое банкротство — все это соответствовало биржевым обычаям. С точки зрения спекулянтов, Джэй блефовал по правилам игры. Сегодня он обыграл их, завтра они отыграются на других простофилях. Практически уже отыгрались, ведь бегство Джэя повысило акции всех оставшихся фирм. Стало ясно: подарков от фей не дождёшься, магазины не обойдёшь мимо; и все товары повысились в цене. И вообще жулик Джэй был душевно своим для сенаторов, мы же с лозунгом “Феи для каждого” выглядели чуждыми и опасными уравнителями. Сегодня — “Феи для всех”, завтра — “Земля для всех, заводы, банки, железные дороги для всех”. А где же права рождения, завещания, текущего счета, наследственного имущества? Всем выполняются все желания! Но ведь это разорение для фабрикантов белья, игрушек, туфель и пулемётов. Нет уж, пусть себе Джэй флиртует с невидимыми красавицами, а на планете Йийит все останется по-прежнему: деньги, покупка, продажа и прибыль, нищие с дырявым карманом и чековые книжки у богатых.