Только по любви
Шрифт:
— Нет! Тысячу раз нет!
— Вы отрицаете свою вину?
— Клянусь честью, я не жег никакого ребенка, — настаивал он. — Я не могу сказать, солгала повитуха или просто неправильно поняла то, что видела и слышала, но новорожденная дочь мадемуазель д’Амбуаз спала у меня на руках, когда повитуха села в дамское седло за моим человеком и уехала. Позже ребенок пососал материнскую грудь. Она чувствовала себя хорошо и определенно была жива, когда покидала Брэсфорд. В этом я клянусь священным словом Господа и крыльями всех его ангелов.
— Тем не
Это был отличный вопрос. Рэнд хотел, чтобы у него был ответ. Он сглотнул, сделал беспомощный жест одной рукой:
— Я даже не догадываюсь, мой сеньор. Все, что я могу сказать, это то, что конный отряд воинов приехал и забрал ее.
— У них был приказ, я полагаю? Вы же не отдали леди и ее ребенка без письменного приказа?
— Мне показали послание с вашей подписью и печатью, — ответил он с коротким кивком.
— Вы знали капитана этого отряда?
— Нет, не знал. Но как вы, несомненно, понимаете, сир, я провел много лет вдали от берегов Англии, и не так уж мало месяцев вдали от двора. Не все ваши офицеры и воины знакомы мне.
— Нам тоже, — сухо сказал Генрих. — Но зачем кому-то изобретать такую тщательно продуманную и загадочную шараду?
Рэнд открыл рот, чтобы сказать, но мать короля его опередила:
— Кажется, ясно, что намерение недоброе, — сказала она тихим, ровным тоном, который разительно контрастировал с ее словами. — Единственная цель, которая может быть, — вовлечь корону в историю, связанную с мертвыми принцами в Тауэре.
— Да. — Мрачное согласие отразилось на лице Генриха.
Это была резонная мысль. Учитывая шаткое начало правления Генриха и слабые основания занимать трон, все, что связывало его с убийством малолетних сыновей Эдуарда IV, могло вызвать волну презрения, которую непременно использует оппозиции. Это послужило бы основой для обвинения его в убийстве принцев трехлетней давности. Хотя в то время Генриха не было в стране, члены его фракции, включая главарей, которые сейчас находились в комнате, были. Следовательно, их можно обвинить в том, что они совершили это преступление от его имени.
— Еще одной целью может быть захват заложника, который потребуется в будущем, — предположила Изабель.
Рэнд, удивленный тем, что она выступила в его защиту, повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Она прямо встретила его взгляд, хотя румянец окрасил ее щеки. Признание в серо-зеленых глубинах ее глаз заставило его сердце забиться быстрее в груди. Почти сразу же повернувшись обратно, он заговорил, развивая ее мысль:
— Определенные силы в Европе могут обрадоваться такому рычагу, если им потребуются союзники в конфликте внутри региона.
— Или это сделано ради выкупа, — сказал канцлер Англии, потирая двойной подбородок,
Наступила тишина, в которой можно было услышать отдаленный звон колокола, призывающего к вечерне. Солнце садилось. Хотя долгие летние сумерки задержались за высокими окнами комнаты, за каменными стенами дворца было темно. Фитиль свечи гас, и Рэнд внезапно почувствовал запах пчелиного воска, духов и пота от тяжелых церковных одежд Мортона. Его грудь поднималась и опускалась в неглубоком вдохе, пока он ждал мнения Генриха.
— Мы не должны торопиться, — сказал наконец король. — Мы пошлем людей обыскать владения, где может скрываться или удерживаться мадемуазель Жюльет. Если ее найдут, и ребенок с ней…
— Я прошу привилегии присоединиться к поискам, — сказал Рэнд, говоря с облегчением, которое стиснуло его горло, когда Генрих замолчал. — У кого еще может быть причина искать так усердно и так долго, как не у меня.
— Ваше рвение и обещание проявить усердие делает вам честь, но этого нельзя позволить.
— Я дал клятву и не нарушу ее, как и не обману доверия Вашего Величества.
— Мы знаем. Но дело деликатное. Допустим, вы правы, и леди держат против ее воли. Что может помешать тем, кто захватил ее, покончить с ее жизнью в тот же миг, когда вас увидят? Она будет мертва и не сможет подтвердить вашу историю, а вы будете как раз под рукой, чтобы повесить обвинения на вас. Более того, слух, который дошел и до нас, ходит по всему двору, так что мы были вынуждены вынести обвинение и привезти вас сюда на допрос. Мы также слышали о том, что вас могут убить в засаде, чтобы вы не смогли опровергнуть его. Вероятность последнего заставила нас послать так быстро за леди Изабель, приказывая привезти вас обоих под нашей защитой. — Генрих покачал головой. — Нет, вы останетесь рядом с нами, сэр Рэнд. Кроме того, будет выглядеть неподобающе, если молодой муж будет повсюду искать женщину, которая не является его невестой.
— Сир!
Это протестующе воскликнула Изабель, перебив Рэнда, который хотел сказать слова благодарности за предусмотрительность Генриха. Когда король обратил на нее свой смертоносный взор, она опустила ресницы:
— Я не собиралась говорить. Простите меня. Это было… удивление.
— Удивление, когда вы знали в течение нескольких недель, что будете женой Брэсфорда?
— Эта история с ребенком, — тихо сказала она, — все говорили… То есть нам сказали, что это может кончиться повешением.
— Так и будет, если леди не найдут. В то же время мы приказали, чтобы вы были должным образом выданы замуж. Наша прекрасная королева-супруга с нетерпением ждет этого дня празднования, турнира, пира, представления и танцев как последнего развлечения, прежде чем она должна покинуть нас. Приближаются сорок дней уединения перед родами, поэтому нет времени откладывать. Завтра будет благоприятный день для ваших клятв, я полагаю. — Он повернулся к бывшему епископу Илая. — Правильно мы говорим, канцлер?