Только по любви
Шрифт:
— Это было, — спросил Рэнд самым тихим тоном, — когда он сломал палец леди Изабель?
Хэнли нахмурился:
— Он это сделал?
— Да, и радовался этому, использовал это, чтобы вынудить ее выйти замуж.
— Ему не следовало. — Хэнли попытался осушить свою кружку, но она оказалась пустой. Он сидел, уставившись в нее долгие секунды. Потрясая головой, пробормотав что-то о дополнительной порции эля, он оторвался от скамьи и ушел, шаркая ногами.
Рэнд позволил ему уйти, хотя его взгляд был прикован к удаляющейся фигуре. Возможно, он принес
Что бы ни вышло из них, последствия не должны коснуться Изабель. Он позаботится об этом.
Утро проходило с мучительной медлительностью. Рэнда раздражало вынужденное безделье. Удерживаться здесь и мерить шагами дворец — с таким же успехом он мог быть запертым в тюрьме Тауэр. Он жаждал быть в седле вместе с воинами, которые все еще прочесывали луга и болота, холмы и долины за городом в поисках мадемуазель Жюльет и Леона. Казалось, что инстинкт приведет его к одному из них, если ему только позволят присоединиться к погоне.
Наступил полдень, о чем оповестил колокол аббатства. Скоро обед. Он направился в комнату, предназначенную для него и Изабель, отчасти чтобы вымыть руки, прежде чем разделить еду и питье с ней, но также потому, что рассчитывал, что она сделает то же самое, и надеялся украсть поцелуй. Или что-то большее, если она была расположена.
Приближаясь, он насвистывал мелодию, которую играл раньше. Она засела у него в голове, сводя с ума своей игривостью и образами веселых любовных игр. Его мысли крутились вокруг использования ягод, когда он появился в прихожей, которая вела в его комнату.
В тени с дальней стороны длинной комнаты топтался какой-то мужчина, мрачно одетая фигура в черно-белом. Неизвестный поправил шляпу с широкими полями с плюмажем из лебединых перьев, наклоняя ее под изящным углом, который скрывал большую часть его лица. Прогулочным шагом он стал удаляться по направлению к другой двери, которая вела в лабиринт коридоров и старый садик в задней части дворца.
Походка была знакомой. Рэнд нахмурился в нерешительности. Не может быть. Нет, конечно, нет. Леон не может быть здесь, во дворце, когда половина солдат Генриха сбились с ног, отыскивая его след. Разве не так?
Рэнд быстрым шагом направился следом за мужчиной. Щеголь в большой шляпе ускорил шаг, достигнув дальней двери и пройдя в нее. Рэнд перешел на бег. В следующее мгновение он услышал бегущие шаги впереди него. Ворвавшись в полуприкрытую дверь, он посмотрел вправо, влево, услышал слабое позвякивание колокольчиков, уловил мелькание белого с черным и скрип ступеней служебной лестницы. Он пустился в погоню.
Кот и чертовски проворная мышь — он и его добыча — бежали по коридорам, кружили в водовороте комнат, похожих на драгоценные камни своими гобеленами и сарациновыми коврами, врывались в кладовые и чуланы. Затем заскользили по двору, мокрому от воды и старой мыльной пены, протопали по пустой прачечной и нырнули в узкую аллею. Выбежав на внутренний двор, который был превращен в скотобойню, они маневрировали между слугами с ножами, кружили
Через несколько мгновений фигура, облаченная в черное и белое, устремилась к пыльным теням конюшни, где ряды боевых коней и верховых лошадей поднимали любопытные головы над низкими створками дверей. Теперь Рэнд знал, куда ему идти. Он свернул к задним дверям длинного здания. Резко остановившись, он прижался спиной к воротам, имеющим форму подковы. Когда Леон вылетел через них, он схватил его за дублет крепкой хваткой, бросив на стену рядом с собой с тяжелым ударом плоти о камень. Затем он придавил его к земле.
Они дышали с хрипом, как кузнецы. Пот струился по их лицам, их волосы были мокрыми. Леон выглядел полумертвым с шишкой размером с ястребиное яйцо, выскочившей на линии волос, и кровью, которая сочилась из носа. Его глаза были тусклыми, и бледность его лица имела синеватый оттенок под оливковой кожей.
У Рэнда была свиная кровь на сапогах, куриные перья на рукаве и полное отсутствие жалости в душе. Нависая над беглецом, прижав колено к его вздымающейся груди, он вытащил нож из ножен и приставил острие к горлу Леона.
— Что ты замышлял рядом с комнатой моей леди? — спросил он строго и требовательно. — У тебя есть один вдох, чтобы ответить, прежде чем я вырежу тебе новые дыхательные пути.
— Ничего, я клянусь… клянусь в этом.
Рэнд усилил давление острия лезвия:
— Что ты делал там тогда?
— Леди милосердна… добра.
— В каком смысле добра? — спросил он, в его ушах стучал пульс.
— Она говорит… понимает… не ставит себя выше меня. Я думал…
Это не было похоже на условленную встречу. Рэнд слегка ослабил давление своего колена, а также острия ножа:
— Что?
— Что она может рассказать мне… рассказать мне, что вы и король сделали с моей Жюльет.
Рэнд сел на пятки. Он мог ожидать всего, но только не этого.
— Твоей Жюльет?
— Моей, — сказал задыхаясь Леон с уверенностью. — Моей, пока Генрих не вскружил ей голову драгоценностями и красивой одеждой, пока она не стала думать, что может быть его леди-любовницей или даже его королевой. Моей, все еще, даже если она согревала его постель и его холодное сердце.
На самом деле, это было оскорблением монархаделить ложе с любовницей короля.
— Тебя могут повесить за такое признание или заставят исчезнуть без следа.
— Мне всегда было все равно. Жюльет чувствовала… иначе.
— Я представляю. В отличие от сарацин, английский король не зашивает неверную любовницу в мешок и не выбрасывает ее в море с утеса, но все же может быть не добрее.
— А она никогда не боялась за себя.
— За тебя тогда?
Леон удалось сделать кивок и выдавить улыбку, которая была и болезненной, и причудливой.
— За отца ее ребенка.