Только позови

Джонс Джеймс

Бобби Прелл — кадровый солдат, поступивший на службу еще до войны, когда не существовало воинской повинности и в армию шли служить на двадцать или тридцать лет. Армия — его родной дом, хоть и живется ему в этом доме нелегко. Прелл — человек с высокоразвитым чувством собственного достоинства, он обладает огромным личным мужеством и беззаветной храбростью. Есть у него, правда, одно неудобное качество: он бескомпромиссен и строптив. За храбрость его дважды производили в сержанты, за строптивость — дважды разжаловали в рядовые. За мужество, проявленное при исполнении служебного долга, он представлен к высшей правительственной награде США — Почетной медали конгресса. Очередью из крупнокалиберного пулемета ему перебило обе ноги. Его главная и единственная мечта — остаться на военной службе. Все понимают, что это явная утопия. Безногий генерал — еще куда ни шло,

но безногий солдат…

Джон Стрейндж техасец и, как все техасцы, самолюбив и лишен чувства юмора. Как подобает женатому человеку, он придерживается строгих моральных правил. Джонни деловой человек, и тридцатилетняя служба не для него. И сам он, и его жена старательно копят деньги, дабы осуществить семейную голубую мечту — открыть собственный ресторан. В армии он кормилец и поилец роты; отзывчивый верный товарищ, он удостоен прозвища Матушка Стрейндж.

Март Уинч — фигура сложная. Он бесспорно сильный человек. Уинч — старшина роты и, стало быть, главный в ней человек. Офицеры отдают приказы (по большей части неразумные), старшина — управляет. Уинч умен, проницателен, дипломатичен, обаятелен, имеет связи с «нужными людьми в нужных местах». Он из тех старшин, у которых лейтенанты на побегушках, а капитаны ходят по струнке. Где-то у него есть жена и «двое огольцов», но он не питает к ним особой привязанности. В общем-то, ему безразлично, где жена, что жена… Уинч болен тяжелой сердечной болезнью и знает, что смерть недалека.

Марион Лэндерс по прозвищу Студент (он окончил три курса колледжа) — единственный непрофессионал в этой четверке и, пожалуй, единственный «интеллектуал». Он выходец из вполне респектабельной буржуазной семьи и пошел на войну добровольцем. Тем не менее, он отличный солдат, превосходно знает свое дело, не трус, владеет оружием. Но он еще очень молод, и его жизненные планы пока не идут дальше обучения в университете.

Такими предстают перед нами эти четыре героя в начале романа. Нетрудно заметить, что общее в них только то, что все они служили в одной роте. Однако последующее развитие событий сближает их с роковой неизбежностью, и чем больше трагических сюрпризов преподносит им фортуна, тем теснее и прочнее становится их союз. Их судьбы приобретают некое зловещее единообразие и сливаются в единую фатальную безысходность.

Все четверо переживают мучительный процесс отчуждения. Раненые, искалеченные, больные, они переброшены из мира войны в другой мир, который представляется им странным, нелепым, разорванным, а иной раз и чудовищным. Там, на войне, в окопной грязи, в малярийных джунглях, под огнем японских пулеметов и минометов, им было мучительно трудно, порой невыносимо. Но там было сознание цели и смысла бытия. Они делали свое солдатское дело. Это был кровавый, жестокий, устрашающий мир, и каждый из них занимал в нем свое место. Там существовали понятия долга, чести, достоинства, необходимости. Мир, в который их перебросила судьба, словно и не подозревает, что где-то идет кровавая война. Здесь по-прежнему делают деньги, покупают автомобили, ходят в кино, приобретают недвижимую собственность, едят, пьют, спят, рассуждают о патриотизме, долге и демократии за стаканом виски. Таков мир обитателей первого Люксора, для которых война — это Люксор второй: солдаты на костылях, пьяные драки, моральная вседозволенность. Ну и, конечно, возможность погреть руки на военных заказах или хотя бы подработать на военных заводах. Жизненные и нравственные принципы, вывезенные героями из пекла сражений, здесь ни к чему. В Люксоре, Хьюстоне, Цинциннати герои Джонса — чужаки. Всеми ими владеет ощущение отстраненности, непохожести на окружающих их штатских, занятых своими делами.

У каждого из четверки было в этом мире не то чтобы свое место, но зацепка, точка опоры. По крайней мере, так они думали. У Стрейнджа и Уинча — жены и дети, у Лэндерса — родители. И даже Прелл, у которого не было никого, теперь завел себе жену. Но и это оказывается иллюзией. Все четверо несут в душе клеймо войны. Они теперь «не такие», и собственные их семьи — жены, родители, дети — столь же чужды им, как и остальной мир. Поездки «домой», которые совершают все герои (кроме Прелла, конечно), — это, так сказать, завершающий акт в процессе отчуждения. Они убеждаются, что и там никому не нужны.

Теперь они прочно завязли со своим «уставом» в чужом «монастыре». Они не могут и не хотят отказаться от этого «устава», ибо это означало бы отказаться от самих себя. И тогда они начинают пьянствовать, дебоширить, развратничать, все глубже и глубже погружаясь в пучину

одиночества и отчаяния. Их ненависть к чуждой им деляческой, благополучной, веселящейся Америке перерастает в мизантропию и ненависть ко всему роду человеческому, к которому, как говорит Лэндерс, все они имеют несчастье принадлежать. Многое из того, что они вытворяют, делается «назло», «вопреки», в знак протеста. И Стрейндж, например, спускает годами скопленные деньги не потому, что ему захотелось шикарной жизни, а потому, что возненавидел самое накопительство, превратившее жизнь его семьи в чудовищный фарс. Наживаться на войне — этого он не может принять.

К середине романа все четыре героя уже кандидаты в самоубийцы. Единственное, что их (пока) удерживает от полного крушения, — это принадлежность к сообществу, которое именуется ротой. РОТА — якорь спасения, помогающий им удержаться на плаву, великая иллюзия, коллективный миф. Им всегда и в любых обстоятельствах непременно нужно знать, что и как происходит с ротой. Самая важная информация в мире — информация о ротных делах, и они добывают ее всеми возможными способами. Рота — талисман, амулет, святыня. Она, правда, осталась «там», в джунглях Нью-Джорджии, и герои вполне понимают, что никогда уже в нее не вернутся, но это неважно. Все равно рота остается единственным клочком твердой почвы под теряющим равновесие сознанием. Все, что они делают, делается ради роты. Уинч — не филантроп и не альтруист — помогает Стрейнджу получить назначение после выписки из госпиталя и даже готов пригреть его в своей «конторе», он же избавляет Лэндерса от военного суда и тюрьмы, спасает Прелла от ампутации ног, проявив при этом дьявольскую интуицию и проницательность, недоступную медикам. Что им движет? Любовь? Чувство товарищества? Дружба? Нет, не это. Он — ротный старшина, а они — его солдаты. Только и всего. И нет нужды, что они уже не солдаты, а он не старшина.

Все они готовы прийти на помощь друг другу и даже пойти на жертвы по той лишь причине, что они из одной роты. В них во всех живет тайное убеждение, превосходно переданное в размышлениях Уинча, у которого «одето в самом уголке его сознания… затаилось суеверное убеждение, что если он убережет их, не даст им свихнуться или загнуться, если они будут живы и здоровы, то и он сам выкарабкается». Именно поэтому рота для них святыня, которую они готовы грудью защищать от любых, даже самых ничтожных, посягательств. Стоит кому-нибудь словом задеть роту, да что там роту! — род войск, к которому она принадлежит, и любой из четверки бросается в яростную драку, жестокость которой никак не соответствует ничтожности повода.

Мысль, память о роте постоянно присутствует в сознании героев. Она как соломинка, за которую хватается утопающий и которая, как известно, никого еще не спасла. Они помнят о роте, лежа на больничной койке, пьянствуя в барах и кабаках, развлекаясь с лихими подругами, и постепенно в их душах развивается чувство вины перед ротой, которая осталась «там» и продолжает мучительно истекать кровью, перед солдатами, чьи кости гниют в болотистых джунглях. И чем больше они предаются люксорским излишествам, пытаясь заглушить чувство вины, тем острее оно становится, тем оглушительнее его реализация в постоянных кошмарах, еженощно терзающих всех четверых. Одному снится, что рота под обстрелом тяжелых минометов попала в «вилку» и вот-вот на нее обрушится всеуничтожающий последний залп, другому видятся лица солдат, погибших, как он думает, по его вине… Кошмары приходят все чаще, по нескольку раз в ночь, становятся интенсивней. Героев начинают мучить уже не только сами сновидения, но и страх перед ними. Они теперь боятся спать, и это признак надвигающегося безумия.

В конце концов, наступает трагический момент, когда иллюзия рассеивается и становится ясно, что никакой роты давно уже не существует: почти все ее солдаты и командиры либо ранены, либо убиты. Там теперь другие, незнакомые люди, и рота теперь уже не та РОТА. Ушел из-под ног последний кусочек твердой почвы, исчезла вера, кое-как примирявшая героев с несправедливостью мира и собственной отчужденностью, не стало обоснования, пусть иллюзорного, для каких-то действий, усилий, поступков. Надежды, связанные с пребыванием в армии (а они все хотят остаться в ней), приобретают черты эфемерности. Армия без РОТЫ — уже не та армия. Теперь это бездушная, громоздкая машина, где человеку грош цена, а его личные достоинства — ненужная роскошь и даже помеха. Не случайно, когда Лэндерсу представляется возможность выбора, он не в силах принять решение, ибо не находит себе места ни в армии, ни вне ее. Любой выбор будет ошибкой.