Только про любовь
Шрифт:
– Обычным способом, – сухо ответила Катринка.
– Сколько тебе лет?
– Почти тридцать восемь.
– Да-а-а, – сказала Нина, отпив глоток кофе.
– Если у моего сына не будет детей, это будет очень грустно.
– А у меня?
– Ну, конечно, и у тебя тоже, – сказала она несколько испуганно.
– И что же вы от нас хотите? – спросила Катринка. Эта фраза вылетела сама собой, ее голос прозвучал, как всегда, тихо и мягко, но вместе с тем холодно и раздраженно. – Вы считаете, что нам с Адамом нужно развестись? Вы думаете, что тогда он сможет иметь детей от какой-нибудь другой женщины?
– Катринка, я не хотела тебя расстраивать.
– А я думаю, что хотели. Я только не понимаю зачем. Неужели вы думаете, что мы с Адамом недостаточно расстроены
– Ты меня совсем не поняла.
– Надеюсь, – сказала Катринка. Нина Грэхем встала, собираясь уходить.
– Адам, кажется, отправился в Европу? – Катринка кивнула. – Тогда, пожалуй, мне лучше вернуться домой сегодня вечером после театра.
– Как хотите, – сказала Катринка. – Но вы можете и переночевать. Даже хотя между нами и есть кое-какие разногласия, вы ведь все-таки мать Адама.
Нина грациозно кивнула своей аккуратно причесанной головой.
– Спасибо. Пожалуй, в следующий раз. Катринка проводила ее до двери своего кабинета, но на этот раз женщины не обменялись привычными поцелуями.
– Ты расскажешь Адаму о нашей беседе? – спросила Нина, скорее из любопытства, чем из-за того, что ее это действительно заботило.
Катринка отрицательно покачала головой:
– Мы с Адамом любим друг друга, вы знаете.
– Любовь, – сказала Нина, выходя из кабинета, – это прекрасно, но это еще не все.
Секретарь унесла поднос с кофе, а Катринка, чувствуя себя еще более расстроенной и несчастной, снова села за свой стол и попыталась сосредоточиться на кипе бумаг, которые требовали ее внимания. Среди них были просьбы выступить с лекцией, приглашения на конференции, извещения о наградах, присужденных отелям «Прага» и «Грэхем», или ей как их владелице. В некоторых посланиях умоляли одолжить денег, в других просили возглавить какой-нибудь благотворительный комитет. Ей нужно было составить черновик рождественского послания от имени фонда помощи обездоленным детям, проверить финансовые показатели работы обоих отелей за последние сутки и за неделю, принять решение об увольнении руководителя отдела кадров отеля «Грэхем», ответить на факс от Карлоса относительно реконструкции отеля в Лондоне, купленного ею в начале года, – бесконечный список дел, которые надо было сделать, и решений, которые необходимо принять, как бы она ни пыталась перепоручить эти дела своим подчиненным. Обычно ей нравилось, когда у нее было так много дел. Наиболее уютно она чувствовала себя именно тогда, когда нужно было сделать массу дел, и притом быстро. Но в тот день Катринке больше всего хотелось очутиться на вилле в Кап-Ферра, где ее ожидали бы грузовик с рассадой из теплицы и долгие часы физической работы, которая не оставляла бы времени для раздумий и после которой вечером она в изнеможении мгновенно заснула бы.
Зазвонил телефон, и Катринка коротко поговорила с одним из секретарей «Грэхема», назначив время следующего заседания администрации отеля. Майкл Ферранте, генеральный директор «Праги», заглянул в кабинет, потом вошел и, устроившись в кресле, начал обсуждать с Катринкой сделку, которую они подготавливали с куратором нового круизного маршрута, созданного Адамом. Когда Майкл ушел, она вернулась к своим бумагам и так увлеклась работой, что очень удивилась, когда Робин вошла в кабинет и сказала:
– Вам пора идти, если вы хотите успеть в театр.
– Неужели уже шесть? – спросила Катринка, с удивлением взглянув на часы. У нее осталось только время заехать домой и переодеться.
Она подумывала о том, чтобы не ходить в тот вечер в оперу без Адама, боясь встретить кого-нибудь из своих знакомых, но гордость не позволила ей отказать себе в удовольствии послушать Плачидо Доминго в «Тоске». Кроме того, Сабрина просто не имела никакого права лишать ее этого наслаждения. Она позвонила Рику Колинзу, который с удовольствием согласился сопровождать ее. Она знала по собственному опыту, что он сумеет лучше всех оградить ее от всяких нежелательных встреч.
– Вы сказали Лютеру о программе на сегодняшний вечер? – спросила она Робин.
– Да-да, он ждет вас внизу. –
– Да, пожалуйста, – сказала Катринка, открывая конверт. В эту минуту «Кроникл» уже не представлял для нее ни малейшего интереса. Все ее внимание было сосредоточено на конверте. Хотя на нем и не было никаких пометок, она знала, что это ежемесячный отчет «Цейс». Как всегда, у нее перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце. Она была почти уверена, что в этом отчете, как и во многих других за этот год, вряд ли содержится что-то новое. И все же она не могла сдержать этой безумной вспышки надежды, которая охватывала ее каждый раз, когда она получала отчет.
– Мне сказать Лютеру, что вы сейчас спуститесь? – спросила Робин, вежливо намекая, что Катринке пора отправляться.
– Да, – ответила Катринка, не обращая на ее слова никакого внимания и пробегая глазами содержание отчета на десяти страницах. Спустя некоторое время ее дыхание стало ровным и сердце забилось в нормальном ритме. Как она и ожидала, ее сына еще не нашли.
Агентство «Цейс» делало свое дело методично и старательно. Повторив те шаги, которые сама Катринка предприняла в поисках своего сына, и, как она, не добившись никаких результатов, оно перешло к более неординарным действиям. Поскольку клиника Циммермана отказала агентству в доступе к историям болезни ввиду отсутствия «надлежащего разрешения», его люди подкупили одного из сотрудников клиники и тщательно поработали в архиве. В документах Катринки, которые все еще хранились там, ничего, кроме медицинских карт и копий документов о согласии на усыновление, они не обнаружили. Чего-либо противозаконного или какой-либо информации о том, что случилось с ее сыном, в них не было. Агенты проверили дополнительно папки с документами на имя ребенка и его отца, но и тут ничего не обнаружили. И только когда они решили проверить папку с общими документами клиники, подобранными в хронологическом порядке, и тщательно просмотрели все бумаги, начиная с даты приезда Катринки в Мюнхен до даты исчезновения ребенка год спустя, они нашли первую ниточку – письмо от юриста с просьбой выслать копию свидетельства о рождении «младенца Коваша», которая была необходима для комплекта документов об усыновлении.
Когда Катринка получила эту информацию от «Цейса», у нее впервые за долгое время появился проблеск надежды, как будто возвращение ее сына стало делом реальным, а не просто фантазией, от которой она упорно не хотела отказываться. Однако юрист, который послал это письмо, несколько раз менял адрес, а когда детективу «Цейса», наконец, удалось напасть на его след, оказалось, что он умер два года назад. Его преемник вернул папки с документами клиентам, оставив только копии сопроводительных писем. В итоге детективы «Цейса» получили список фамилий с адресами в разных частях земного шара, по каждой из которых были самым тщательным образом наведены справки. На это ушло три года, но след того письма так никуда и не привел. Как всегда, Пауль Цейс вежливо осведомлялся, хотела ли она, чтобы агентство продолжало расследование, или его нужно прекратить.
Робин заглянула в кабинет.
– Катринка, вы обязательно опоздаете, если не уйдете сейчас же.
– Позвоните Паулю Цейсу, – сказала Катринка, положив конверт в ящик стола и заперев его. – Скажите ему, чтобы они продолжали работать. Ухожу-ухожу, – добавила она, поднимаясь и выходя из привычного уюта своего кабинета в комнату секретарей, заполненную техникой. – До завтра, – попрощалась она.
Робин не знала, что в этих конвертах, которые всегда оказывали такой странный эффект на ее босса. Ей, конечно, очень хотелось бы узнать, что в них, и не раз она испытывала искушение взглянуть на их содержание, когда Катринки не было. Но она слишком дорожила своей честью, чтобы поддаться такому порыву. Кроме того, Робин знала, что Катринка доверяла ей, и не хотела подрывать это доверие.