Только про любовь

Трамп Ивана

– Я никогда еще не любил, – сказал он почти с гордостью. – Он заметил выражение ее лица и добавил – Почему вы никогда не верите мне, когда я говорю действительно серьезно?

– Может быть, потому, что то, что вы рассказываете, очень печально.

В три часа Кристиан предложил сделать перерыв и пойти в «Золотой рог» попить чаю. Катринка с радостью согласилась. Она чувствовала потребность подольше поговорить с ним перед тем, как решить, что делать. Но случилось так, что Кристиан взял на себя это решение.

«Золотой рог»

мало изменился за те годы, которые прошли после того, как она продала его. Часть наиболее старой мебели, а также ковры заменили на новые, несколько раз красили стены, но никаких существенных изменений не было, и чай оставался местной традицией. Хильда, которая сильно пополнела, встретила Катринку с возгласом радости и по-матерински обняла ее, затем послала за Бруно. Тот немедленно явился, как обычно, крепко пожал ее руку и поцеловал в обе щеки. Они все еще содержали это заведение Генриха Айсберга, который купил его у Катринки.

– Вы можете подумать, что мы не виделись целую вечность, – сказала она Кристиану, как только они сели. – Я была здесь всего несколько месяцев назад.

– Совершенно ясно, что они вас любят.

– Я их тоже, – сказала она. – Они очень хорошие люди.

– Я мало видел хороших людей, – сказал Кристиан.

И вновь Катринка почувствовала некоторую неловкость, какую-то неопределенность их отношений с Кристианом. Говорит ли он правду или пытается произвести на нее впечатление? Но тут подошла миленькая молоденькая официантка с чаем и булочками, и он оглядел ее с откровенным удовольствием, как и положено обыкновенному молодому человеку двадцати трех лет. Катринка почувствовала смущение оттого, что подумала о нем раньше.

Минуту спустя вернулась Хильда с банкой варенья.

– Домашнее варенье по особому рецепту, – сказала она Кристиану с улыбкой. Затем, как будто заметив что-то необычайное, она внимательно посмотрела сначала па него, потом на Катринку, и в ее глазах был написан вопрос. Она уже собиралась его задать, но передумала и только добавила: – Скажите мне, если что-то не так.

– Вы всегда излишне волнуетесь, все прекрасно, – сказала Катринка, смеясь.

– Это очаровательная маленькая гостиница, – сказал Кристиан.

– Да, – согласилась Катринка, оглядывая полупустую комнату с восторгом. – Но спад в экономике добрался и сюда. Обычно здесь было полно народу в это время.

– Госпожа Грэхем…

– Я думаю, ты можешь звать меня Катринкой, – сказала она, глядя ему в глаза.

– Катринка, я насчет нашего разговора вчера вечером и о том, что я рассказал вам о моих родителях.

– Да?

– Я знаю, что расстроил вас. Я не должен был говорить так откровенно с вами. Я не совсем понимаю, зачем я это сделал. Именно поэтому мне так хотелось увидеться с вами сегодня, чтобы объясниться.

– Нет, Кристиан, вам не надо ничего мне объяснять.

– Но я хочу объяснить… – сказал он. – Мне бы не хотелось, чтобы вы плохо обо мне думали.

– А

я и не думаю, – успокоила она. – Но почему это для вас так важно? Мы очень мало знаем друг друга, и то, что я думаю об этом, не должно иметь значения.

– Нет, это важно. Я не знаю почему. Обычно мне наплевать, что люди думают. Но мне бы хотелось, чтобы я вам поправился.

Его притягивало к ней, она это видела. Ей было и приятно, и страшно. Она все делала не так. У него создалось неправильное представление. Он неправильно оценивал свое и ее чувства.

– Хорошо, – сказала она, улыбаясь и помешивая чай. Стараясь снять напряжение, она добавила: – Я выполню твое желание. Ты чрезвычайно интересный мальчик. – Катринка надеялась, что он поймет ее правильно и не начнет спорить, что он уже мужчина, а не мальчик.

Но он вновь удивил ее.

– Знаете, совершенно неважно, что я сказал о моих родителях, что я чувствую по отношению к ним. Они мои приемные родители.

– Они тебе это сказали? – спросила Катринка с удивлением. Почему, если Кристиан знает об этом, Циммерман так настаивал, чтобы это оставалось тайной?

– Нет. Конечно, нет, – сказал Кристиан. – Они никогда бы не сказали правду. Однажды я услышал, как они спорили. Когда я был еще совсем маленьким. Около четырех лет. Вот, возможно, почему я всегда так ужасно к ним относился.

– В четыре года как можно быть ужасным?

– Вы себе и не представляете, – ответил он опять с какой-то странной гордостью. – Я был таким ужасным, что они отослали меня в шесть лет в эту школу.

– Вновь ты преувеличиваешь, – сказала она.

– Поверьте мне, нет.

– Если они тебя усыновили, значит, они очень хотели иметь ребенка. Они, должно быть, очень любили тебя.

– Они вовсе не любили меня. И я не любил их. Им нужен был еще один символ общественного положения, как, например, определенная марка машины или определенное место жительства. Если у вас всего этого нет, а у других есть, то вы чувствуете себя ущербным. Так и дети для некоторых людей, – добавил он с холодной улыбкой, – символ определенного успеха.

– Да, я знаю, – Катринка не знала, что же делать: сказать ему или нет, сказать ему сейчас или подождать. Но сейчас была возможность, которая, может быть, долго не представится еще раз, и она решилась: – Тебе когда-нибудь хотелось знать, кто твои настоящие родители?

– Конечно, – сказал он с улыбкой. – Всегда.

– Ты не пытался их найти? Он пожал плечами.

– Зачем мне еще какие-то другие родители, которые тоже не хотят меня? – И рассмеялся. – Не понимаю, почему я это вам все рассказываю.

– Потому что я гожусь тебе в матери, – ответила она с облегчением.

– Вы – нет. – Эта мысль, казалось, его ошеломила.

– И потому что мне интересно знать, – она взяла булочку, разломила ее пополам, намазала вареньем и откусила кусочек. – Когда твой день рождения?