Только ты

Митчелл Фрида

— Рад вас видеть. А вы уже работаете?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и взять контроль над собой.

— Да, — кивнула она довольно холодно. — Я сделала несколько набросков для маскарада. Вот этот относится к эпохе первопроходцев. Но, может быть, вы предпочитаете современный стиль? Надо определиться с периодом как можно раньше, чтобы и мы, и гости имели достаточно времени для подготовки костюмов.

Легкий, едва слышимый стук в дверь заставил ее замолчать. Через секунду появился официант, неся поднос с кофе и пирожными.

Когда он вышел, Гордон повернулся к Алис и слегка улыбнулся.

— Скажите, вы нервничаете в моем присутствии?

— С чего вы взяли? Конечно нет.

— Конечно нет? — Он повторил ее слова медленно и недоверчиво. — Не нужно нервничать. У вас есть работа и можете совершенно спокойно трудиться.

— Я знаю. У меня нет никаких проблем, — как можно увереннее сказала Алис.

— Хорошо. — Проницательный взгляд остановился на ее лице, затем переместился на бумаги, лежащие на столе.

— Вам кофе с молоком? — тихо спросила она, наливая кофе.

— Черный, пожалуйста. И кусочек фруктового торта. Нам, видимо, придется поработать здесь пару часов. Обед в восемь вечера устроит вас?

— Обед?

— Да. Надеюсь, вы собирались пообедать?

— Хорошо, восемь — это подходящее время.

— Здесь есть великолепный ресторан «Малибо». Там очень прилично кормят. Надеюсь, вы не возражаете поехать туда?

— Конечно нет. Все, что вам будет угодно.

Она протянула Гордону кофе и торт и, когда их руки встретились, чуть не уронила чашку, почувствовав, что перед ней мужчина с манерами аристократа.

Два часа работы пролетели незаметно. Наконец Эрнан взглянул на часы.

— О, уже почти восемь. Мне кажется, пора вознаградить вас за самоотверженный труд.

Алис заставила себя благодарно улыбнуться. Он был прав, вызвав ее. По телефону и телетайпу они бы столько не обговорили, как удалось в личной беседе.

Она упаковала свои наброски в большой черный портфель. Гордон тут же подхватил его.

— Ваш номер на каком этаже? Я помогу вам, а через четверть часа зайду. Идет?

Она шла по коридору, чувствуя спиной мужскую мощь, которая казалась ей опасной. Наверное, это было унизительно, но мозг и тело были готовы подчиниться этому человеку, хотя ей это совсем не нравилось.

Первые несколько месяцев после несчастного случая она пребывала в кошмаре, не в силах смириться со смертью отца, с потерей девичьих мечтаний о семье и детях. Первое время казалось, что весь мир концентрировался в одном этом слове — «дети». Любая телевизионная программа, журнал, где она видела лица малышей, напоминали ей о том, что у нее никогда не будет ни дочки, ни сына.

Дети стали для нее навязчивой идеей, сумасшествием, с которым невозможно было бороться. Она проводила часы перед зеркалом с подушкой у живота, представляя, будто беременна. Но затем шаг за шагом заставляла себя возвращаться к реальной жизни. На какое-то время она стала сиделкой для больной матери. Это был тяжелый период, но именно тогда ее чувства стали приходить в порядок. У нее не было времени предаваться своему

горю, нужно было облегчить последние дни матери.

Когда она умерла, Алис исполнилось семнадцать, но чувствовала себя совершенной старухой. Именно тогда она определила для себя, как сложится ее будущая жизнь. Только работа и большего ничего. Никаких эмоций, никакой романтики. Смерть родителей, последовавшая за жестоким уроком Барни, превратила для нее слово «любовь» в синоним унижения и страдания. Она научилась контролировать свои эмоции, свою судьбу, не позволяя шальным ветрам гулять по ее жизни. Тогда же и решила, что найдет себе в мире такое место, где дети будут появляться редко.

А сейчас она слышала за спиной шаги Гордона, когда шла в свой номер. И впервые ее уверенность в себе пошатнулась. Сегодня они будут вместе обедать — она что, сошла с ума? Алис резко повернулась.

— Мистер Гордон, я бы предпочла пообедать у себя в номере. Это даст мне возможность произвести кое-какие расчеты. И я очень, очень устала…

Он остановился, и, казалось, его аура поглощала все пространство вокруг.

— Вы не умеете лгать в отличие от большинства женщин. Неужели мое общество так ненавистно вам?

— Это не так. Я просто…

— Устали?

Дверцы лифта закрылись у них за спиной.

— Алис, вам двадцать восемь лет. И вы свободны как птица. У вас нет мужа-ревнивца, нет маленьких детей, не дающих спать по ночам, нет даже любовника, насколько я знаю. Вы молоды, красивы, здоровы. Ведь так? И хотите уверить меня, что устали и не можете пообедать со мной?

— Откуда вы все обо мне знаете? Я имею в виду о моей личной жизни?

— А разве я не прав?

— Не в этом дело, — воскликнула она. — Моя личная жизнь никого не касается.

— Не будьте смешной.

— Смешной?

— Да, смешной. — Лифт остановился, и они вышли. — Человек, которого я выбрал для своего проекта, должен быть свободен и эмоционально раскован. У меня нет ни малейшего желания нанимать на работу кого-то с массой личных проблем. Если это оскорбляет вас, то извините.

— Так вы следили за мной?

— Следил за вами? — удивленно переспросил он. — Вы, наверное, что-то перепутали. Я возглавляю «Гордон компани», а не детективное агентство. Если бы у вас были муж и дети, то за эти пять месяцев вам бы пришлось очень мало видеть свою семью. А это было бы плохо для вас и, несомненно, отразилось бы на вашей работе.

— А нанимая на работу мужчину, вы тоже выясняете, женат тот или нет?

— Конечно, — твердо ответил он. — Мне чужда сексуальная дискриминация в любой ее форме. И к тому же я знаю, что вы не ходите на свидания. У вас очень узкий круг общения, нет ни одного друга-мужчины. К тому же вы смотрели на меня такими глазами во время нашей первой встречи, что я понял, мужчина для вас нечто, что не внушает вам никакого доверия.

— Неужели? Значит, вы решили, что я должна предпочитать женщин. А разве вы не согласны со мной, что для мужчины важнее всего его собственное «я»?