Только вперед

Раевский Борис Маркович

— Твои новые товарищи уже и читают, и пишут, и немного говорят по-английски, — мягко сказала она. — Тебе, мальчик, будет очень тяжело.

На следующий день Леню вызвал к себе заведующий учебной частью:

— Мы переведем тебя в сто семнадцатую школу. Там изучают немецкий язык.

Но Лене не хотелось переходить в другую школу. Он уже привык к ребятам, и школа эта была близко от его дома. К тому же Леня никогда не пылал особой любовью к немецкому языку.

— Я догоню ребят! — глядя в пол, хмуро сказал он завучу.

— Это очень трудно. Твои одноклассники уже далеко

ушли вперед, — доказывал тот новичку.

— Догоню! — упрямо твердил Кочетов.

Наконец завуч сдался и согласился оставить Леню в школе с условием, что при первой жалобе учительницы английского языка он будет переведен.

Ох, и здорово пришлось тогда Кочетову поработать, чтобы догнать своих сверстников! Долгие часы он просиживал над английской грамматикой и каждый вечер выучивал десять новых слов. Перед сном Леня прикалывал к стенке над кроватью бумажку с только что выученными словами. Засыпая, он шепотом повторял их, а утром снова проверял, твердо ли запомнил. Если слова были усвоены хорошо, Леня снимал бумажку; если же они путались, — бумажка оставалась висеть, а вечером рядом с ней на стенке появлялась другая с десятком новых слов. Он не ложился спать, пока не выучивал и старого долга, и новой порции.

А произношение?! Лене иногда казалось, что у него вспухает язык от бесконечного повторения всех этих шипящих, свистящих звуков чужого языка.

Да, тяжелым был тот год!

Но все-таки он выдержал, не отступил. А теперь заниматься уже куда легче!

За этот год крепко подружился Леня с Аней Ласточкиной. Леня и Аня жили в одном доме и учились в одной школе. Больше того: сидели за одной партой. Леня частенько бывал в маленькой комнате на пятом этаже, где Аня жила с матерью-машинисткой. Денег в семье постоянно не хватало. Мать была безалаберной и, кроме того, старалась ни в чем не отказывать дочке. Часто, чтобы заработать Ане на новое платье, она приносила домой пухлые рукописи и по вечерам перепечатывала их.

Аниной маме Леня не нравился.

— Деревенщина, — как-то сказала она дочери, закрыв двери за ним. — «Нонича», «кажись»… И одет-то как: только лаптей не хватает…

Аня покраснела. Действительно, у Лени иногда проскальзывали деревенские слова. В школе мальчишки даже прозвали его: «Ужо-кажись». Но вообще он был хороший, и Аня горячо заступилась за друга.

— Он с каждым месяцем все чище говорит, — сердито возразила она. — Наша Сугробиха ему вчера даже «пять» по устному поставила. А у Сугробихи получи-ка «пятерку»!..

— Что ты раскипятилась? — поджала губы мать. — Я же ничего…

С тех пор Аня нарочно еще чаще приглашала Леню к себе домой.

Они любили наблюдать, как Анина мама печатала, не глядя на машинку. Все десять пальцев ее «вслепую» легко и быстро танцевали по клавиатуре, безошибочно ударяя по нужным буквам. Это походило на фокус.

В половине девятого, сложив тетрадки в сумку, Леня вышел из дому: без пальто, без шапки, хотя еще стояли морозы, был конец февраля. На улице он сошел с панели и побежал.

Прохожие с удивлением поглядывали на него. Странно! Раздетый паренек с портфелем несется по заснеженной мостовой…

А Леня невозмутимо продолжал бежать:

он уже привык к удивленным взглядам.

Вот и сад. Тихо стоят деревья с пухлыми снеговыми подушками на ветвях. Дорожки белые-белые, на них ни следа: ночью была пороша.

Леня снял цепь — огромный замок на ней не закрывался, а висел только так, «для страху», как говорила сторожиха, — отворил металлическую, на роликах, визжавшую калитку, бросил портфель на заснеженную скамью. Вот теперь можно побегать по-настоящему!

Круг за кругом, круг за кругом по тихим садовым дорожкам. Вдох — раз — два — три!.. Выдох! Вдох — раз — два — три! Выдох! Глубже, глубже, как учил Иван Сергеевич.

Вокруг пусто и тихо. Так пусто и тихо, словно ты и не в Ленинграде.

Еще круг! Еще!.. Лене уже жарко.

Сквозь узорную садовую решетку он видит, как панели все гуще и гуще заполняются школьниками. Значит, время близится к девяти.

«Ничего. Не опоздаю…»

Он продолжает бег круг за кругом. Школа рядом. Когда-то он, как и все соседские ребята, выходил из дома за десять минут до звонка. Но в последние месяцы, с тех пор как Леня стал заниматься в бассейне, он всегда выходит за полчаса до занятий. Перед уроками надо успеть сделать «разминку».

Он взял со скамейки портфель, вышел из сада, плотно закрыл калитку. Накинул цепь с тяжелым замком, а то сторожиха заругает; у нее с Леней строгий уговор: не закроешь — завтра не пустит. С портфелем побежал в школу. Даже очень строгий учитель физики, которого он обогнал, не удивился, видя его раздетого, и не сделал ему замечания.

— Закаляемся?! — кричали мальчишки.

— Привет от братьев Знаменских! [3]

— Газуй, Леня!

— Мимо школы не проскочи!.. — засмеялась Аня Ласточкина. — Первый урок — контрольная!..

3

Знаменитые бегуны.

Милиционер, стоящий на перекрестке у школы, тоже не удивился, видя паренька, бегущего зимой без пальто и шапки. Даже улыбнулся. Милиционер тоже знал: тренировка.

* * *

В школе плавания было три группы: первая — для неумеющих плавать, вторая — для плавающих, но слабо, и третья — для пловцов-разрядников.

Кочетова зачислили во вторую группу. «Для ровного счета», — как острили ребята. В группе было тридцать девять человек. Леня стал сороковым.

Тренер оказался человеком умным и знающим, но очень суровым.

— Итак, займемся плаваньем по-настоящему! Главное — не ленись! — заявил Галузин Лене, когда тот впервые пришел в школу плавания.

Леня быстро разделся, торопливо сполоснул тело под душем. Подбежав к бортику бассейна, хотел прыгнуть вниз, но тренер резко засвистел.

— Ты зачем сюда пришел? — сердито спросил он.

— Плавать…

— Не плавать, а учиться плавать, — нажимая на слово «учиться», поправил Иван Сергеевич. — Без команды в воду не лезь! Пошли…

Он повернулся спиной к Лене и зашагал в соседнюю комнату, похожую на гимнастический зал.