Только звезды нейтральны
Шрифт:
И все же время от времени он обращался к командующему то за советом, то за помощью. А вернее сказать, они были как бы во взаимодействии. Случись что - Головко прежде всего разыскивал Арапова.
Так было после ранения осколком бомбы командира авиационного полка Г. П. Губанова, ему в военном госпитале дежурный хирург быстро сделал операцию. Но быстро это не значит хорошо. Рана стала затягиваться, а боль в руке осталась из-за ранения срединного нерва, он не был ушит, а это грозило онемением руки. Головко, узнав об этом, обратился к Арапову: «Дмитрий Алексеевич, сделайте все возможное и невозможное…» И Арапов мчится в госпиталь и, не ожидая заживления раны, решает сделать
Или поразительная история с североморским асом Сергеем Георгиевичем Курзенковым. Это был не только искусный истребитель из сафоновского племени, удостоенный Золотой Звезды Героя, но к тому же человек счастливой судьбы. Иначе не определишь то, что с ним произошло в 1943 году. На двести двадцать пятом боевом вылете полярной ночью после выполнения боевого задания самолет Курзенкова был подбит над вражеским аэродромом и загорелся. Сбивая пламя с правого крыла скользящим полетом, раненный осколком зенитного снаряда в ногу, летчик тянул до последней возможности, надеясь сесть на свой аэродром. Увы, не получилось. Уже когда, казалось, он приблизился к аэродрому, самолет взорвался. С большим трудом раненому летчику удалось покинуть бушующий костер, а затем, чтобы не попасть под его удар, он долго не открывал парашюта, считая в уме секунды и с трудом управляя своим падением. Потеряв более двух тысяч метров высоты и уйдя в относительно безопасную зону, Курзенков открыл парашют. При этом рывок был такой силы, что сорвало с ног меховые унты и левую рукавицу. И хотя мороз был более тридцати градусов, летчик не подумал, что будет делать без теплых сапог и рукавицы. В его возбужденном мозгу была одна мысль - о спасении. Плюс ко всем бедам силовые лямки парашюта, посеченные осколками зенитных снарядов, не выдержали рывка и оборвались. Под скользящим углом Курзенков приземлился на скат сопки, пробил телом толстый сугроб снега и потерял сознание… Его нашли и доложили Головко. И опять командующий разыскивает Арапова, находит его где-то в далеком гарнизоне. «Дмитрий Алексеевич! Срочно к летчикам. Ранен наш Курзенков. Высылаю за вами торпедный катер». И Арапов, набросив шинель, спешит к летчикам. Он извлекает осколок из ноги, удаляет поврежденную почку…
Все это время, пока шла борьба за жизнь Курзенкова, а это длилось много дней, Головко в курсе дела всех деталей. И вот наконец Сергей Георгиевич поправился, вышел из госпиталя. Первая встреча с командующим флотом. В штабе с утра его ждали, адъютанты суетились, справлялись в бюро пропусков: пришел - не пришел… И когда он перешагнул порог кабинета, Головко вышел ему навстречу, глаза его были полны радости - так может радоваться отец за своего сына. В первые минуты - обычные расспросы, как и что. Курзенков спешил сообщить о самом заветном:
– Мне бы хотелось поскорег в строй, товарищ командующий…
– А у нас другое решение. Воевали вы отменно, теперь послужите в Москве, в штабе авиации Военно-Морского Флота.
Курзенков помрачнел, огорчился:
– Что вы, товарищ командующий!… Да разве можно… Идет война, врага еще не сломили, а я буду в штабе отсиживаться…
– Вы ошибаетесь. Штаб - есть нерв управления, и там нужны опытные воины не меньше, чем здесь - на Севере. А кроме того, по заключению врачей, вам нужно переселиться в другие края, наш климат вам не подходит, погибнете ни за понюх табаку, а можете еще служить. Поезжайте в Москву и считайте там себя североморцем, ведь вы оставили след, по которому пойдут молодые летчики…
И, видя, что Курзенков совсем пал духом, Арсений Григорьевич
– Футбол любите?
Курзенков еще стоял в расстроенных чувствах, не сразу ответил:
– Да, конечно, люблю. Головко посмотрел на часы.
– В таком случае идем вместе на стадион, поболеем, сегодня играют команды торпедных катеров с подводниками. Посмотрим кто кого.
Они вышли из штаба флота. Был разгар полярного дня. Ярко светило солнце на спортивном стадионе, вырубленном в скальном грунте руками военных моряков. На импровизированных трибунах, построенных из гранита, собрались матросы и офицеры, свободные в этот час от боевой службы.
– За кого будем болеть?
– спросил Головко, когда они пристроились на свободной скамье.
– Я думаю, отдадим предпочтение тем, кто лучше играет…
– Идет!
– поддержал Головко.
Тут началась игра. Кто-то кому-то пасовал, кто-то мазал, футболисты были явно не профессионального толка. Тем не менее среди зрителей поднялся ажиотаж: после удачной комбинации - хлопали в ладоши; когда мяч летел поверх ворот, во все горло кричали: «Мазила…» Головко и Курзенков тоже были увлечены игрой и не заметили, как истекло время и свисток судьи известил об окончании матча. Счет был вничью.
Зрители расходились. Головко не спешил расстаться с Курзенковым.
– Хотите, я вам покажу наше подводное хозяйство?
– спросил он.
Они спустились к бухте, пошли вдоль пирса, ведя непринужденный дружеский разговор.
Головко показал сначала «малютки» - коротенькие и узкие, как налим, затем «щуки», даже внешним своим видом - острыми зубами впереди - напоминающие эту хищную рыбу, и, наконец, самые крупные подводные корабли «катюши» - крейсера, совершающие далекие продолжительные походы. Курзенков не раз с воздуха видел эту бухту и корабли, похожие на ткацкие челноки, и впервые ходил вдоль пирсов, с интересом рассматривая подводный флот.
Не успели они все осмотреть, как к командующему подбежал связной и сообщил: «Срочно вызывает Москва».
Головко подозвал командира лодки Константина Каутского - кавалера трех орденов Красного Знамени - и, представив ему Курзенкова, наказал:
– Вам доверяю. Все покажите заслуженному воину, он уезжает в Москву и должен это запомнить…
– Есть, товарищ командующий, моряки и летчики одного поля ягода… - весело проговорил Каутский.
Прощаясь с Курзенковым, сжимая его руку, Головко наказывал:
– Желаю успехов на новом поприще. И еще раз подтверждаю: где бы вы ни служили, вы всегда наш, североморский…
Так они расстались. Головко поспешил в штаб, а Курзенков, попав в дружескую среду, не смог уехать ни в этот день, ни назавтра - он пробыл у подводников несколько суток, часами сидел в кают-компании, слушая рассказы о походах, встречал и провожал корабли, и оттого, вероятно, ему было еще труднее расставаться с Заполярьем.
Многие, очень многие обязаны своей жизнью Дмитрию Алексеевичу Арапову, Настал такой день, когда на операционном столе оказался и сам командующий. Об этом тоже есть упоминание в дневнике хирурга:
«Во второй половине дня, перейдя залив, оперирую командующего флотом вице-адмирала А. Г. Головко».
Да, то был страдный день, по-особому запомнившийся ученому. Головко упрямился, никак не хотел ложиться в госпиталь, все же Дмитрий Алексеевич настоял на своем: «Никаких разговоров, дорогой товарищ командующий. Тут уж я начальство. Прошу не возражать».
Дмитрий Алексеевич взялся за свое привычное дело, ему ассистировал доктор Г. Г. Яуре и, как всегда, понимая без слов, подавала инструмент медсестра Б. С. Уткина.