Толкование на Евангелие от Иоанна. Том I

Александрийский Кирилл

Итак, дело для боголюбивой души есть вера именно во Христа, и стремление умудряться словами Его гораздо важнее, чем предаваться прообразам и теням.

А кроме того, подивись еще и вот чему. Имея в обычае не обращать никакого внимания на вопрошавших Его ради искушения, в настоящем случае, однако же, дает этот ответ с благопромыслительной целью, хотя и знал опять, что они не получат пользы, но в осуждение им, как в другом случае говорит: «Если бы Я не пришел и не говорил им, греха бы не имели, теперь же извинения не имеют во грехе своем» (Ин. 15, 22).

Реша же Ему: кое убо твориши Ты знамение, да видим и веруем Тебе? Что делаешь? Отцы наши ядоша манну в пустыни, якоже есть писано: хлеб с небесе даде им ясти  [470] (6, 30–31)

Мало-помалу обнаруживается настроение иудеев, хотя и несколько темновато и еще под покровом неясных рассуждений. Ведь они говорили по недомыслию: Что нам творить, чтобы делать дела Божии, так как, по сказанному уже нами

выше, считали Моисеев закон достаточным для того, чтобы они могли направляться ко всякой премудрости, посредством коей умели бы совершать благоугодное Богу. Но таковая цель, хотя и была у них, оставалась несколько неясной, а теперь обнаруживается и понемногу выходит на свет, ибо нет скрытнаго, по слову Спасителя, что не обнаружится (Лк. 8, 17). Итак, что же, говорят, — какое творишь Ты знамение? Удостоен чести, говорят, и вполне справедливо, блаженный Моисей, принят для посредничества между Богом и людьми, да и действительно достаточное дал он знамение — ели в пустыне манну все бывшие с ним. Ты же, наконец, как скоро ставишь Себя пред нами на высшее сравнительно с тем место и не отказываешься к некогда узаконенному прибавлять свои установления, какими знамениями удостоверишь нас или с чем достойным удивления выступаешь пред нами вводителем новейших учений? Благодаря этим словам истинным является и само слово (о них) Спасителя нашего, ибо из того, что говорят, они и изобличаются в том, что считали нужным искать Его не для того, чтобы удивляться Ему за Его Божественные деяния, но поскольку ели от хлебов и насытились (Ин. 6, 26). И действительно, не просто всякого знамения требуют они от Него, но того, какое, как думали, сотворил Моисей, не на один день, но во все сорок лет питав народ (вышедший) из Египта в пустыне посредством подаяния манны. Совершенно не зная, как оказывается, ни одной из тайн (заключающихся) в Божественном Писании, они не размышляли о том, что это чудотворение должно усвоять Божественной силе Сотворившего это, но весьма неразумно венчают за это главу Моисея. Итак, требуют равного с тем знамения от Христа, не удостаивая совсем никакого удивления явленное им на (один только) день знамение, хотя бы оно даже и оказывалось великим, но требуют и на долгое время распространить подание пищи, ибо в таком случае, да и то с трудом, можно бы только заставить их склониться и согласиться наконец с тем, что сила Спасителя достойна удивления и потому учение Его должно быть принято. Таким образом, очевидно, хотя они и не очень ясно говорят, что они совсем не придают значения знамениям, а под предлогом желания удивляться пред ними стремятся служить нечистому удовольствию чрева.

470

Ал.: что убо твориши ты, как и авт. греч. вм. древнесл. и теп.: ты твориши как нек. ядоша манну в п. как нек. вм. больш.: м. я. в п. Св. Ал.: веруем вм. древнесл. и теп. веру имем.

Глава VI

О манне — что она образом была пришествия Христа и духовных даров (сообщенных) чрез Него

Рече убо им Иисус: аминь, аминь глаголю вам: не Моисей даде вам хлеб с небесе (6, 32)

И теперь Спаситель сильно изобличает неразумных и совершенно ничего не сведущих в писаниях Моисеевых. Ведь им, конечно, надлежало бы хорошо знать, что Моисей служил посредником в передаче Божественных велений народу и обратно — желаний Израиля Богу, но не был самоличным совершителем ни одного из чудес, а только слугой и исполнителем того, что на пользу вызванных из рабства желал совершать Податель им всяческих благ. Таким образом, что было у них в нечестивых мыслях, это пресекает теперь Христос весьма решительно. В самом деле, свойственное и подобающее одной только Божественной природе усвоять не ей, а чести людей, разве это не верх уже безумия и вместе нечестия? Отстранив потом священноначальника Моисея от совершения чудес и изъяв из руки его сверхъестественное, Он, очевидно, уже поэтому Себе Самому вместе с Отцом усвояет эту честь, хотя и отказывается говорить яснее, по причине невежества слушателей. Ведь легко могло случиться, что, считая таковые слова за оскорбление Моисея, они снова рассвирепели бы и воспламенились неудержимым гневом, нисколько не исследуя истинное свойство предмета и не признавая достоинства Говорившего, но безрассудно увлекаясь одним только почитанием Моисея, и конечно неосновательно, когда он приравнивался даже к высшему нечто (возводился в высшее существо).

Да научаемся же отсюда, точно и основательно, оказывать благоговение к святым отцам нашим и воздавать, по написанному, «кому страх — страх, кому честь — честь» (Рим. 13, 7). Не совершим никакой неправды, если будем усвоять каждому подобающее ему, так как «и духи пророков пророкам подчиняются» (1 Кор. 14, 32). А когда речь касается Спасителя нашего Христа, тогда и говорить нам необходимо: «Потому что кто в облаках сравнится с Господом, или кто уподобится Господу между сынами Божиими?» (Пс. 88, 7).

Но Отец Мой дает вам хлеб с небесе истинный: хлеб бо Божий есть сходяй с небесе и жизнь даяй миру  [471] (6, 32–33)

Надлежало не только отстранить Моисея от Божественной власти, каковую приписывали ему иудеи, и представить его служителем при том чудотворении, а не подателем (манны), но и само, хотя и совершившееся сверхъестественным образом, чудо уже умалить и сравнением

с большим показать совершеннейшее его ничтожество. Поэтому представляй опять Христа восклицающим нечто таковое...

471

Жизнь даяй Св. Ал. соотв. др. и Сир. кур. син. вм. слав.: даяй живот Адр. и сир. utr. и hr.

Великое считаете вы малым и незначительным и щедродаяние Владыки всего ограничили вы весьма небольшими размерами. Немалое обнаруживаете невежество, если манну считаете хлебом с неба, хотя она в пустыне питала один только народ Иудейский, между тем как существуют по всей вселенной бесчисленные другие народы. И вот столь ограниченное благодеяние, по вашему мнению, Бог желает проявить, что подает питание одному только народу. Но то были образы более общих предметов и частное проявление всеобщего благодеяния в качестве как бы предварительного залога. Но когда предстало нам время пришествия истины, тогда Отец Мой дает вам хлеб с неба, который посредством дарования манны был предначертан древним как бы в тенях. Поэтому никто да не думает, говорит, что то был истинный хлеб с неба, но пусть признает таковым Того, Кому является присущей сила питать всю вселенную и доставлять миру совершенную жизнь.

Таким образом, обвиняет иудея за приверженность к тому, что было в образе, и за отказ искать красоту самой истины. Ведь ею (красотой истины) не была собственно манна, но Само Единородное Слово Божие, исходящее из сущности Отца, как скоро Оно есть жизнь по природе, все животворящая. Поелику рожден от Живого Отца, то и Сам есть жизнь по природе, и как скоро животворить есть дело свойственное жизни по природе, то Христос животворит все. Чем оказывается для нас хлеб земной, не дозволяющий разрушаться слабой природе плоти, тем служит и Он, посредством действия Святого Духа животворя дух наш, — и не это только, но и само тело сохраняя к нетлению.

Но если раз уже наши рассуждения дошли до речи о манне, то ничего, кажется, вредного не будет в том, чтобы сказать что-либо кратко и о ней, из самих Моисеевых книг взяв для подробного рассмотрения написанное о ней. Сделав таким образом тщательнейшее изложение предмета, мы правильно рассмотрим все, что надо разуметь о ней. Посредством всего этого мы покажем, что манна истинная есть Сам Христос, как в прообразе, в манне разумевшийся подаваемым древним от Бога и Отца. Начинается откровение о ней так: «В пятнадцатый день, в месяце втором, когда вышли они из земли Египта, возроптал весь сонм сынов Израилевых на Моисея и Аарона, и сказали к ним сыны Израилевы: лучше было бы нам умереть пораженным от Господа в земле Египетской, когда мы сидели при котлах мяс и ели хлебы до насыщения, чем что вы вывели нас в пустыню эту умертвить весь сонм этот голодом» (Исх. 16, 1–3). Исторический смысл ясен и вполне очевиден, так что, думаю, не требуется никакого исследования для такого простого предмета. Будем же говорить опять, имея в виду одну только духовную сторону.

Итак, находясь еще в стране Египетской, израильтяне по Божественному повелению прообразно совершали праздник Христов и, вкусив овна, едва таким образом избежали жестоковластного угнетения фараонова и стряхнули тяжкое ярмо рабства. Потом, кроме того, чудесно перейдя Красное море, оказались в пустыне. И вот в ней, подвергшись голоду, они пожелали есть мяса и увлеклись обычным пожеланием хлеба. Так, ропщут они на Моисея и раскаиваются в даре Божием, когда надлежало всячески благодарить за это. Поэтому Египет означает потемнение и под ним должно разуметь то, что мы, как бы приписавшись на жительство к стране какой — к состоянию настоящего века и к мирскому положению, претерпеваем в этом состоянии жестокое рабство, нисколько вообще не работая Богу, а совершая угодное одному только дьяволу, — повергаясь в удовольствия нечистой плоти, как бы в грязь или зловонное болото, перенося безвозмездный и бесполезный труд и служа, так сказать, небезгоремычному сластолюбию. [472]

472

В таком значении Египет толкуется у всех древних, начиная с иудея Филона: Leg. alleg. 2. 19. ed. Cohn contin. Wendland, §77, 1. 105; Migr. Abr. 14, Wendl. §77. II. 283. Наассены у Ипполита Philosoph. V. 7. Климент Александрийский. Strom. ed. Potteri, II. 380. Ориген In Genes. Hom. XV, 3. 9 — XVI, 2. 6 др. Амвросий Медиоланский. De Abrahamo 2, 10. Иероним Ad Jovin. 1, I cp. Lib. interpr. hebr. nom. ed. Lagarde, 2. 29–66, 28–29 др. ср. Onom. Vat. ib. 174, 3 — 181, 62 и др. по index'у.

Но когда закон Божий заговорит в нашем уме и мы уже станем усматривать жестокое рабство в этом, вот тогда-то, возжелав удаления от всякого зла, приходим, как бы к началу и двери свободы, к Самому Христу и потом, напутствуемые посредством Честной Крови безопасностью и благодатью, оставляем плотские искушения в этой жизни, как бы какое море бурное и волнующееся, и, став вне всякого смятения мирского, приходим уже к духовному и чистейшему состоянию, поселяясь как бы в пустынной стране. А как не должен оставаться без подвигов добродетели тот, кто воспитывается к ней посредством закона, то, когда мы уже окажемся достигшими этого состояния, тогда, подпадая испытанию искушений, угрызаемся иногда воспоминанием о плотских похотях, а потом, при сильнейшем разжигании нас похотью, по беспечности часто обвиняем Божественный закон, хотя и призывающий нас к свободе, — и, как бы ощутив голод прежних и обычных нам удовольствий и вознерадев о трудах по воздержанию, уже не смотрим на рабство в мире как на зло. Да, похоть плоти действительно бывает в состоянии увлечь дух ко всякому малодушию в добре.