Толкование на паримии из Книги Притчей
Шрифт:
Приемлемость к истине и правде в тех, которые любят и высоко ценят истину и правду, представляет такую почву, на которой посеянные семена наставлений и обличений принесут обильнейший плод мудрости и правды. Иже бо имать, дастся ему и преизбудет (Матф. ХІII, 12).
10. Начало премудрости страх Господень и совет святых разум. Разумети бо закон помысла есть благаго.
Итак вот почему искренно любящие мудрость и правду не оскорбляются обличениями и с охотой принимают уроки истины и правды: это потому, что основанием их стремлений к мудрости, главным предметом их изучения есть страх Божий, или обучение себя благочестию, и что для них дороже всех познаний в мире преуспеяние в вере и благочестии. А кто руководствуется страхом Божиим и непрестанно имеет в мыслях своих Господа, тот не станет гордиться своими достоинствами, чтобы такою гордостию не оскорбить Того, пред Которым он чувствует себя прахом и пеплом, тот всегда беспристрастен и строг к самому себе и потому не сочтет унизительным для себя выслушивать и от других указания своих недостатков и советы. Для него не тяжко слышать совет людей святых. В этих советах находит он источник разума, правого разумения
В остальном стихе паримии Премудрость возобновляет речь Свою к невеждам, прерванную замечаниями о правилах благоразумия в обличениях и вразумлениях. Премудрость продолжает раскрывать то, что сказано в конце предшествующей речи её к невеждам. Там она обещала им за послушание её урокам жизнь: «и будете жить», а здесь она подтверждает это обещание. Она говорит:
11. Сим бо образом многое поживеши время и приложатся тебе лета живота твоего.
Обещание долголетия за исполнение уроков мудрости не раз встречается в книге Притчей (слич. III, 2. 16. 21; V, 10. 15). Нет сомнения, что такое обещание относится главным образом к настоящей жизни, подобно многим другим тогоже рода обещаниям в награду за исполнение закона Божия, столь обычным в книгах Ветхого Завета (Второзак. VII, 1; XXX, 20). Долголетие есть, можно сказать, естественное последствие жизни согласной с правилами мудрости и благочестия. Провождающие такую жизнь обыкновенно избегают излишеств, губительных для здоровья и преждевременно сокращающих жизнь, и потому благополучно доживают до глубокой старости. Обетование Божие еще более споспешествует тому, что должно быть по естественному порядку вещей. Но одну ли только временную жизнь имеет в виду Премудрость, когда обещает долголетие послушным ей ученикам? Нет, этой одной награды было бы для них мало. Праведницы во веки живут (Премудр. Соломон. V, 15), по слову другого мудреца. «Благочестие, — говорит святой Апостол, — на все полезно; ибо ему принадлежит обетование настоящей и будущей жизни» (1 Тимоф. V, 8). Должно думать, что и долголетие, обещаемое Премудростию её ученикам, не ограничивается настоящею жизнию и служит только предначатием блаженной жизни в вечности.
Часть рассмотренной паримии (гл. IX, 1–11) читается в Богородичные праздники. Это потому, что под Премудростию, о которой идет здесь речь, должно разуметь Сына Божия — Ипостасную Премудрость. Но Ипостасная Премудрость изображается здесь не в предвечном Своем бытии, а в состоянии воплощения: она устрояет на земле Церковь и на Своей трапезе предлагает людям в пищу пречистое Свое Тело, то самое тело, которое наитием Святого Духа образовалось в утробе Приснодевы Марии. Посему, хотя в паримии не говорится прямо о Богоматери, но так как Она послужила орудием воплощения Сына Божия, то весьма естественно подразумевать Ее там, где говорится о воплощении Второго Лица Святой Троицы. Если же так, то понятно, почему в праздники Богородичные положено читать паримию, которая, если не называет Богородицу, то по крайней мере явственно напоминает о Ней верующему. Прибавим: под домом Премудрости, как мы изъяснили, разумеется собственно Церковь, устроенная Христом и Им обитаемая. Но как в обыкновенных домах устрояется несколько покоев и помещений, так и обширный дом Премудрости заключает в себе множество обителей, то есть верующих во Иисуса Христа, ибо в каждом из них обитает Он, как в жилище Своем, вселяясь в него пречистым Телом и Кровию Своею. Но между сими обителями Христа в обширном дому Его, в Церкви, первое место занимает Пречистая Матерь Его, Которая посему и называется в церковных песнях палатою и престолом Царя, пречистым храмом Спасовым, как вместившая Богочеловека во чреве Своем. Таким образом можно думать, что понятие о Богоматери, как о палате Царя—Христа, о доме Ипостасной Премудрости, могло послужить новым основанием церковного обычая в праздники Богородичные читать паримию, содержащую изображение дома Премудрости, в котором первое место принадлежит Богоматери — палате Христа—Царя. — Та же часть паримии читается в праздник Обновления Иерусалимского храма воскресения Христова 13 сентября, также при освящении каждого православного храма. Это потому, что каждый православно–христианский храм есть место, в котором преимущественно раздаются верующим дары Ипостасной Премудрости, уготованные Ею для членов устроенного Ею Царствия Божия на земле или Церкви: в храме Божием предлагается обильное питание словом Божиим и благодатию таинств, особенно таинства Евхаристии, в котором под видом хлеба и вина верующие вкушают Тело и Кровь Христову. — Та же часть паримии читается в праздник Преполовения. В сей праздник Иисус Христос приглашал Иудеев: жаждущий да грядет ко мне и пиет. Это приглашение сходно с приглашением Премудрости к своей трапезе.
IV. Паримия в среду третьей седмицы Великого Поста. (Притч. IX, 12–18.)
В сей паримии изображается вред от неразумия вообще и в особенности от неразумного увлечения соблазнами со стороны безнравственной женщины.
Гл. IX, 12. Сыне, аще премудр будеши, себе премудр будеши и искренним (ближним) твоим. Аще же зол будеши, един почерпнеши злая.
Соломон, от лица Божественной Премудрости увещевая своего ученика искать от неё умудрения, подкрепляет свои увещания удостоверением в бескорыстии их, утверждая, что они делаются единственно из желания блага ученику. Будет ли он следовать урокам Божественной Премудрости, или не будет, для неё, или, что то же, для Самого Бога, источника премудрости, не будет ни пользы, ни вреда. Бог Сам, по Себе, как существо вседовольное и всеблаженное, не нуждается в нашей мудрости, и если заповедует нам быть мудрыми и добрыми, заповедует не для Себя, а для нас же, для нашего блага. Если, внимая урокам мудрости, сделаешься мудрым и вместе благочестивым, — ибо истинная мудрость немыслима без благочестия и страха Божия, — то себе премудр будеши искренним твоим, т. е. польза от сего будет для тебя же и чрез тебя для ближних твоих, а отнюдь не для Бога. Если же, несмотря на попечение Божие о просвещении тебя истиною, останешься неразумным и вместе злым, — нечестивым, то тебе же от этого будет худо. Пойми, что дело идет о собственном твоем благе, что Господь, ищущий умудрить тебя, не Себе, а тебе желает добра. Оцени бескорыстие этого благожелательства и если не желаешь зла себе, прими с благодарностию
— Сын наказан (наученный) премудр будет, безумный же (неразумный) слугою употребится.
Благо тому, кто научится мудрости, усердно внимая урокам её из уст учителя мудрости и смиренно подчиняясь его власти. Сделавшись мудрым, он сам единственно силою своей мудрости будет господствовать над неразумными, употреблять их в качестве слуг, обязанных беспрекословно повиноваться его наставлениям и повелениям.
— Иже утверждается на лжах (опирается на ложь и ложь), сей пасет ветры, тойже пожнет птицы парящие (гоняется за летящими птицами).
Свойственная мудрому любовь к истине и правде побуждает его в делах житейских браться за предприятия честные и достигать их единственно честными средствами. Не так поступает человек, чуждый мудрости и благочестия. Он не дорожит истиною и правдою и для устроения своего благополучия легко поддается искушению сделать неправду. Он мечтает достигнуть успеха в своих предприятиях путем лжи и обмана, но жестоко обманывается. Ложь и обман — ненадежная опора. Кто опирается на ложь и на ложь и мечтает на этой опоре создать свое благосостояние, тот пасет ветры, т. е. походит на человека, мечтающего подчинить своей власти ветры, их движение и направление, — тот гоняется за летящими птицами, т. е. походит на чудака, который надеется поймать их на лету руками. Что ложь — ненадежная опора в жизни, это выражается также русскою поговоркою: «ложь на гнилых ногах ходит». Гнилые ноги могут сделать два–три шага, а на третьем спотыкаются. Подобно сему лжец на первых порах успевает в своих предприятиях, ему удается войти в доверие неосторожных людей, занять у них деньги с тем, чтобы не отдавать совсем. Он радуется, что успел обмануть их и нажиться на их счет; но недолго ему радоваться: бесчестное поведение вскоре делается гласным и навлекает на любителя лжи и обмана всеобщее презрение, — его все чуждаются и перестают входить с ним в сделки; оттого дела его быстро падают, — на гнилых ногах далеко не уйдешь.
— Остави бо пути своего винограда, в стезях же своего земледелания заблуди, проходит же сквозе пустыню безводную и землю определенную в жаждех (землю считающуюся в числе жаждущих), собирает же руками неплодие.
Новое, еще более чем в предшествующих словах, наглядное изображение горьких последствий лжи и обмана. Любитель лжи и обмана, пренебрегающий честными средствами для устроения своего благосостояния, поступает не только безнравственно, но и неразумно в житейском отношении. У него есть свой виноградник, свои нивы. Приложи он руки к садоводству и земледелию, он мог бы достаточно обеспечить себя в средствах жизни. Но этого ему мало, он сгорает желанием поскорее разбогатеть и для сего не пренебрегает никакими средствами. Он бросает свой виноградник, свои нивы и пускается для своей наживы в предприятия, для успеха которых почитает необходимым прибегнуть ко лжи и обману. Но ложь и обман не доведут до добра. Он запутывается в своих предприятиях и теряет все. Про свой виноградник и хлебные нивы он забыл, они стали для него чужими; он не узнает своих нив и если случайно попадет туда, блуждает среди них, как бы в незнакомых местах. Между тем предприятия, в которые он пустился, оказываются для него безводною и голодною степью. Он ждал от них обогащения, и пожинает одно бесплодие. Этого и следовало ожидать. Ложь и обман неизбежно должны привести к таким горьким последствиям.
13. Жена безумная (неразумная) и продерзая (дерзкая) скудна хлебом бывает, яже не весть стыдения.
С этого стиха до конца паримии изображается вред для души от увлечения в сети распутства, расставляемые женщиною неразумною и дерзкою. Неразумие её проявляется в том, что, промышляя распутством, она однако скудна хлебом бывает; это потому, что с распутством она соединяет безумную расточительность; деньги, добываемые ею, недолго держатся в её руках при её беспорядочной жизни. — Дерзость её проявляется в том, что она не весть стыдения: бесстыдный промысл свой она поддерживает бесстыдными средствами. Какими же?
14–15. Седа при дверех дому своего на столце (на стуле) яве на стогнах (на улицах), призывающая мимоходящих и исправляющих пути своя (идущих прямо своими путями).
Надобно дойти до крайней степени бесстыдства, чтобы так открыто завлекать в свои сети легкомысленных людей, чтобы на виду у всех (яве) сидеть у дверей своего жилища, ведущих на стогны, и зазывать к себе прохожих, идущих по своим делам в другое место. Но эта крайняя степень бесстыдства объясняется отчасти привычкою к разврату, которая убила в бесстыдной женщине нравственное чувство и погасила в ней сознание того, что честно, что бесчестно, — а отчасти, и главным образом, её уверенностию, что между прохожими найдутся люди нетвердых нравственных правил, которые пойдут на её зов. Последнее объяснение подтверждается следующими словами бесстыдной женщины.
16. Иже есть от вас безумнейший (неразумнейший), да уклонится ко мне и лишенным разума (скудоумным) повелеваю, глаголющи.
Эти зазывные речи напоминают, по противоположности, речь Божественной Премудрости, которая, как мы видели в предшествующей паримии, призывает к Своей трапезе, к участию в духовных благах, тоже неразумных и скудоумных (5. 6). Но Божественная Премудрость призывает их с тем, чтобы они оставили свое неразумие и просветились светом истины. Совершенную противоположность представляет речь бесстыдной женщины. Приглашаемых ею она хотя называет неразумными и скудоумными, но отнюдь не для того, чтобы дать им понять, как они жалки, живя во тьме неведения истины и в грехах, а для того, чтобы растолковать им, как глупо с их стороны не изведать тех преступных удовольствий, которые она им обещает в своем притоне разврата. Призывая их к себе, она не находит нужным выражаться пред ними вежливо, — они этой чести по глупости своей не стоят, — она прямо повелевает им, глаголющи: