Толкование путешествий

Эткинд Александр Маркович

Как мы знаем, земной Буллит отнюдь не был всесилен. Вполне возможно, однако, что демонстративное внимание американского посла на время помогло писателю. Хоть в годы пребывания Буллита в Москве Булгаков и не имел покоя, после отъезда посла в конце 1936 года его жизнь сильно ухудшилась. Пытаясь спастись и одновременно стремясь оправдать свою зависимость, Булгаков пишет «Батум», пьесу о Сталине, рассчитанную на чтение своим главным героем. Психоаналитик трактовал бы этот процесс переключения с одной могущественной фигуры на другую (Сталин — гипнотизер — Буллит — Сталин) как навязчивый поиск трансферного объекта. Невротик переносит свои ожидания магической помощи на подходящую фигуру, и вся его душевная жизнь оказывается сосредоточенной то на одном, то на другом таком объекте. Сначала, пока есть силы, надежда и выбор, писательское творчество выражает зависимость в глубоко переработанном виде, не соприкасаясь с письмами вождю, отделанными на магический манер. Но силы кончаются, а всемогущий адресат

становится единственным. Тогда эти два жанра, столь отличные друг от друга, сливаются в одном тексте, который становится делом жизни: принятие его покровителем должно спасти автора и возвести на магическую высоту, его непринятие ведет к добровольной смерти. Булгаков смертельно заболел от известия, что его пьеса о Сталине отвергнута ее читателем-героем. Одновременно он вернулся к роману о Воланде.

С благодарностью запечатлев Буллита, Булгаков хранил эту потенциально опасную тайну. Он говорил одному из друзей: «У Воланда никаких прототипов нет. Очень прошу тебя, имей это в виду» [569] , и проверял себя, устраивая дома нечто вроде викторины на тему: «А кто такой Воланд, как по-вашему?» Гости отвечали — сатана, и хозяин казался доволен [570] . Правда, в булгаковском тексте это говорится настолько прямо, что непонятно, зачем вопрос. В нашем ответе, частичном, как любой ответ, Воланд оказывается Буллитом, безумной мечтой Мастера — эмиграция, а роман читается как призыв о помощи. Неважно, будет ли она потусторонней или иностранной, гипнотической, магической или реальной… Моление о чаше, которого не избежал тот, кто придумал Воланда и кто считал искренне, как Буллит при первой встрече со Сталиным: «Никогда и ничего не просите, и в особенности у тех, кто сильнее нас. Сами предложат и сами все дадут!»

569

Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. С. 462.

570

Виленкин В. Незабываемые встречи // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М.: Сов. писатель, 1988. С. 298.

«Как причудливо тасуется колода!» —

восклицал в романе Булгакова Воланд, обнаружив в приведенной к нему на бал москвичке прапрапраправнучку согрешившей когда-то французской королевы. «Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами».

В июле 1935 года, через несколько месяцев после того, как Маргарита слушала Воланда, готовясь к балу Сатаны, Буллит произносил речь в Вирджинии, сравнивая сталинскую Россию с гитлеровской Германией. Не очень дипломатическая риторика Буллита по крайней мере на десятилетие опережала политические выводы Черчилля и академические выкладки Арендт:

Самые благородные слова, которые когда-либо говорились устами человека, оказались проституированы, и самые благородные чувства, которые когда-либо рождались в его сердце, стали материалом для грубой пропаганды, скрывающей простую правду: что эти диктатуры являются тираниями, навязывающими свои догмы порабощенным народам [571] .

В ноябре он встречался в Берлине со своим коллегой, послом США в нацистской Германии. Тот записал: «Его замечания о России прямо противоположны его отношению к ней всего год назад» [572] , Именно тогда Буллит стал просить Рузвельта о переводе в Париж. Роль Буллита во Франции была необыкновенно велика. Личный друг Блюма и Даладье, в течение двух предвоенных лет Буллит координировал европейскую политику США, стремясь к вооружению Франции. Во время бегства армии и правительства из Парижа он, вопреки прямому распоряжению Рузвельта, отказался эвакуировать посольство, что означало признать поражение. Какое-то время до прихода немцев он даже выполнял функции мэра Парижа.

571

Brownell W., Billings R. N. So Close to the Greatness. P. 186.

572

Ibid. P. 183.

В январе 1943 года Буллит представил Рузвельту доклад, содержавший ревизию военной политики США. Он предлагал пересмотреть односторонний характер помощи, требуя от Сталина взаимных уступок и соблюдения договоренностей, и начать детальное планирование Европейской Федерации. Главным в этом послании был призыв пересмотреть действия в отношении Сталина от политики безусловной поддержки к политике кнута и пряника. Рузвельт ответил Буллиту, что Сталин является другом и помогать ему надо как другу. Кеннан впоследствии писал о том, что доклад Буллита был «поразительно точным предсказанием» [573] .

573

Kennan G. Memoires 1925–1950. P. 176–177.

Почему

Буллит видел то, что не видели Рузвельт и столь многие из их общего окружения? Очевидно, что его вооружил опыт жизни в Москве; но возможно, что помог и опыт психоанализа. Действительно, меняющиеся отношения терапевта и пациента являются центральным механизмом фрейдовской терапии. Отношения между тем, кто предоставляет помощь, и тем, кто ее принимает, в психоанализе проработаны лучше, чем в международной политике: материал более массовый. Психоаналитическая помощь никогда не является безусловной; напротив, она обусловлена вполне определенными ответными действиями, например оплатой, соблюдением правил и многим другим. В любой момент за пациентом остается выбор и, следовательно, ответственность. Психоанализ есть метод преодоления зависимости, этим он отличается от гипноза. В политической теории есть сходные представления. Вспомним формулу Токвиля о том, чем деспотическая власть отличается от родительской: одни готовят детей к взрослой жизни, другие стремятся сохранить их в младенческом состоянии [574] .

574

Токвиль А. де. Демократия в Америке / Пер. В. П. Олейника и др. М.: Прогресс, 1992. С. 497.

Дипломатическая карьера Буллита закончилась не менее драматически, чем начиналась. Один из советников Рузвельта, к тому же личный враг Буллита, был гомосексуалистом, и Буллит рассказал об этом президенту. Тот счел рассказ более аморальным, чем сам грех. Буллиту пришлось второй раз выйти в отставку. Причиной все же были далеко идущие политические разногласия с Рузвельтом: не бывавший в Москве президент продолжал политику fellow-traveler. Дальнейшая судьба Буллита тоже поразительна: бывший американский посол в Париже записался майором в действующую армию де Голля. В августе 1944 года Рузвельт вспомнил о Буллите характерно инфернальным способом. Он сказал, что Буллит был «совершенно ужасен» и будет гореть в адском огне за свои козни; сейчас же он, президент, не знает, что с Буллитом, — убит ли тот на фронте или жив и станет французским премьер-министром [575] .

575

Reminiscences of Н. A. Wallace. Р. 3486.

Уильям Буллит умер своей смертью в Париже, на 27 лет позже своего ровесника Михаила Булгакова. В том самом году, когда на разных концах земного шара одновременно вышли в свет две давно написанные и очень разные книги: психологическое исследование о президенте США Вудро Вильсоне и роман о Воланде, Мастере и Маргарите.

7. Инцест левой идеи: Дочь Троцкого на фоне франкфуртской школы

5 января 1933 года Зина Волкова покончила с собой в Берлине. Она открыла газовый кран, так что последние минуты ее жизни прошли, вероятно, без страданий. Способ был обычен, но самоубийству предшествовали и сопутствовали обстоятельства самые необыкновенные.

На кушетке и за креслом

За четыре года до этого Лев Троцкий, бывший лидер русской революции, был депортирован из Москвы. Его сопровождали жена Наталья и сын Лев. В России остались многие родственники друзья и соратники. Одной из них была Зина Волкова, тридцатилетняя дочь от первой жены. Она была замужем и имела ребенка. И сама она, и ее муж тоже считали себя революционерами. Знаменитый ее отец давным-давно покинул ее мать и пребывал во втором, счастливом браке. Зина с ним не жила и вряд ли часто видела, но состояла в переписке [576] .

576

Дальнейшее основано на письмах из фонда Льва Троцкого, которые хранятся в Houghton Archive Гарвардского университета. Публикуются впервые.

Зина была больна. Как и многое другое в ее жизни, ее болезнь была самой обычной: туберкулез. Ее младшая сестра Нина умерла от туберкулеза как раз тогда, когда отец был сослан в Алма-Ату ей было 26. Примерно тогда же, 15 октября 1928 года, Зина написала отцу из санатория под Москвой. Врачи нашли у нее инфильтрат в обоих легких в стадии рубцевания, но считали процесс благоприятным Скоро ее выписали, запрещая только переутомление на работе. Как любой отец на его месте, Троцкий был обеспокоен. Однако ему удалось то, что при советской власти удавалось мало кому из отцов: послать дочь лечиться за границей. Впрочем сам он был уже в Турции. Мотивируя свою просьбу медицинской необходимостью, Троцкий убедил власти выпустить Зину вместе с ее сыном Севой из России.