Толковая Библия. Том 5
Шрифт:
О получении даров от царей говорится в 3 Цар. 4:21 [75] ; 10:15 [76] . Под областями разумеются 12 округов, на которые Соломон разделил всю свою страну (3 Цар. 4:7 [77] и д.).
Услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия. Еврейское слово sсhiddah и множ. sсhiddoth переводится различно. LXX, вульгата, Иероним (в толковании) и славянский перевод, производя от халд. sсheda, переводят "виночерпцы и виночерпицы". Другие, как русский перевод, производя слово от арабского корня, переводят: "разные музыкальные орудия". Третьи производя от sсhadad — господствовать, переводят: "госпожу и госпож". Некоторые, наконец, производя от араб. sсhadid (полнота) или евр. sсhadah (течь), переводят: "полноту и обилие наслаждений сынов человеческих", т.е. множество
75
Соломон владел всеми царствами от реки Евфрата до земли Филистимской и до пределов Египта. Они приносили дары и служили Соломону во все дни жизни его.
76
сверх того, что получаемо было от разносчиков товара и от торговли купцов, и от всех царей Аравийских и от областных начальников.
77
И было у Соломона двенадцать приставников над всем Израилем, и они доставляли продовольствие царю и дому его; каждый должен был доставлять продовольствие на один месяц в году.
78
И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его.
9. И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребыла со мною.
И мудрость моя пребыла со мною. Екклезиаст не забывал о конечной цели своих опытов исследовать сущность истинного счастья и вместе с тем смысл человеческой жизни (ст. 3).
10. Чего бы глаза мои не пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое paдовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих.
Радости и увеселения Екклезиаста не были развлечениями ленивого и бездеятельного человека. Они были отдыхом и наградой за тяжелые труды и по-видимому должны были бы дать ему полное нравственное удовлетворение.
11. И оглянулся я на все дела, мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я делая их: и вот, все — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!
Надежда Екклезиаста не сбылась. Радости труда не удовлетворили его стремление к счастью. Он увидел, что нет полного счастья (Ithron) на земле.
12. Одинаковая участь мудрого и глупого
12. И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано.
Опыт Екклезиаста дал ему полную возможность сделать сравнительную оценку мудрости и глупости с точки зрения счастья. Более других одаренный мудростью и изведавший все, чем довольствуется глупость, он лучше других мог знать различие мудрости и глупости. После него никто не мог бы прибавить чего-либо к его выводам. Так следует понимать вторую половину 12 стиха. Слова: "ибо что человек, который будет идти после царя" (точный перевод), многие экзегеты понимают в связи с ст. 18-19 [79] , где выражается сомнение Екклезиаста относительно того, каков будет его преемник, мудрый и глупый, и переводят таким образом: "ибо что за человек, который будет идти после царя, по сравнению с тем, кого давно сделали (царем)". Но в таком случае вторая половина стиха нисколько не объясняла бы первой, т.е. непонятно было бы, почему именно Екклезиаст счел себя авторитетным в вопросе о мудрости и глупости. Русский перевод 12 ст., хотя и не буквален, однако правильно передает мысль подлинника. Славянский перевод: яко кто человек, иже пойдет в след совета, елика сотвори в нем, как и у LXX, не имеет смысла, благодаря порче текста. Вместо следует читать , вместо "совета" — "царя".
79
И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он
13. И увидел я, что преимущество мудрости пред глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою:
Екклезиаст не отрицает громадного превосходства мудрости перед глупостью, как света перед тьмой.
14. у мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех.
Но освещая все, что для глупого остается во мраке, мудрость не может изменить естественного порядка вещей. Перед ним она столь же бессильна, как и глупость. Неустранимая власть естественного миропорядка над мудростью особенно обнаруживается в том, что и мудрый и глупый одинаково подвержены смерти.
15. И сказал я в сердце моем: и меня постигнет та же участь как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это суета;
Если смерть одинаково царствует над мудрым и глупым, оставляя в удел тому и другому жизнь в шеоле, лишенную размышления, знания и мудрости (9:10 [80] ), то значение мудрости ничтожно. Она не может дать человеку счастья.
16. потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупаго; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым.
Мудрый не может утешить себя и так называемым историческим бессмертием. С течением времени и он, подобно глупому, будет забыт. Смерть одинаково тяжела и для мудрого и для глупого.
80
Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.
17. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа!
Факт смерти, господствующей одинаково над мудрыми и глупым, настолько поразил сознание и нравственное чувство Екклезиаста, что жизнь потеряла в его глазах свою ценность, свой смысл, стала для него предметом ненависти и отвращения. Не важно то, пережил ли Екклезиаст такое состояние в действительности или пришел к этому выводу теоретически, путем наблюдения и размышления; несомненно то, что человек, ищущий полного счастья в границах земного бытия, ставящий себе идеалы в пределах эмпирических фактов, неизбежно приходит к полному разочарованию и в конце концов к крайнему пессимизму. Эмпирическое, чувственное миросозерцание не в состоянии вместить в себе вечных идеалов человечества и потому рождает в нем ощущение ничтожества, бесцельности существования. Все эти идеалы неумолимо разрушаются уже одним фактом смерти.
18. Суетность труда
18. И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. 19. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился, и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета.
С мыслью о смерти до некоторой степени могла бы примирить человека уверенность, что созданное им не умрет, но послужит основанием, на котором последующие поколения возведут прочное здание человеческого счастья. Но и этой уверенности нет у человека, так как он не знает, какой будет его наследник и преемник, продолжит ли он или разрушит его дело.
20. И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем.
Это обстоятельство отнимает у труда всякую ценность, всякий смысл. Екклезиаст отрекается от труда, от всякой надежды найти в нем удовлетворение.
21. потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это — суета и зло великое!
Уже одно то, что плодом трудов одного пользуется другой, не принимавший в них никакого участия, является вопиющей несправедливостью, величайшим злом.
22. Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? 23. Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!
Для самого же трудящегося труд не дает ничего действительно ценного. Его постоянные сопутники — скорби и беспокойства.
24. Пища, как дар Божий