Толковая Библия. Том 5
Шрифт:
4. Не обольщает нас лукавое человеческое изобретение, ни бесплодный труд художников - изображения, испещренные различными красками,
5. взгляд на которые возбуждает в безумных похотение и вожделение к бездушному виду мертвого образа.
4–5. Владея истинным богопознанием, израильтяне уже не обольщаются теми образами, в которых воплощает идею о Боге язычество. Они видят в них «лукавое человеческое изобретение» , «бесплодный труд художников» . Почитателей Бога живого не может прельстить красота «мертвого образа» , т. е. идола (ср. XIV: 20 ).
6. И делающие,
6. С шестого стиха и по конец главы писатель возвращается к той же теме о неразумности идолопоклонства, которую он раскрыл в XIII: 10–19 ст. Данный стих представляет введение, в котором высказывается общее суждение о всех тех, кто в каком-нибудь отношении стоит к идолопоклонству. Все они одинаково «любители зла» - и делающие идолов и пленящиеся их чувственной красотой ( «похотствующие» ) и воздающие им почести.
«…достойные таких надежд…» , достойные того, чтобы их надежды на бездушных идолов ( XIII: 10 ) совершенно рушились ( V: 14 ); или может быть здесь метонимия (как в XIV: 6 ) и под надеждами разумеются предметы надежд, т. е. идолы. Тогда мысль такая: достойные своих ничтожных богов.
7. Горшечник мнет мягкую землю, заботливо лепит всякий сосуд на службу нашу; из одной и той же глины выделывает сосуды, потребные и для чистых дел и для нечистых - все одинаково; но какое каждого из них употребление, судья - тот же горшечник.
7. С 7–13 ст. писатель неразумность идолопоклонства старается показать на способе приготовления идолов, подобно тому, как и в XIII: 11–16 ст. Но между этими двумя отделами есть то различие, что «древодел» XIII гл. сам проникается религиозным чувством к сделанному идолу (см. XIII: 17 ст. ), а изображаемый здесь ваятель обнаруживает в своей работе легкомыслие и неверие.
Мысль 7-го ст. та, что идолы по способу приготовления ничем не отличаются от глиняной посуды. Одно и то же лицо из одного и того же материала делает и то и другое. От горшечника зависит, для какого употребления создать предмет из приготовленного материала: «какое каждого из них употребление, судья - тот же горшечник» . Под «горшечником» 7-го ст. разумеется не только гончар, но и ваятель (см. 8 ст.).
8. И суетный труженик из той же глины лепит суетного бога, тогда как сам недавно родился из земли и вскоре пойдет туда же, откуда он взят, и взыщется с него долг души его.
9. Но у него забота не о том, что он должен много трудиться, и не о том, что жизнь его кратка; но он соревнует художникам золотых и серебряных изделий, и подражает медникам, и вменяет себе в славу, что делает мерзости.
8–9. «…суетный труженик…» Это тот же горшечник 7-го стиха; «…суетный бог…» - идол.
– «…родился из земли и вскоре пойдет туда…» Ср. Быт II: 7 [ 495 ]; III: 19 [ 496 ].
– «…взыщется с него долг души…» , жизнь рассматривается как нечто, полученное от Бога в долг, который уплачивается со смертью. Этим образом обозначается безусловная зависимость земной жизни человека от Бога.
– «Но у него забота не о том, что он должен много трудиться…» Понимают это выражение часто в том смысле, что ваятель не беспокоится о том, что приготовление идолов потребует от него много времени и труда, лишь бы достигнуть известного совершенства. Такое понимание не отвечает контексту. Начало девятого стиха является противопоставлением 8-му. Человек скоро должен умереть, «он о том не думает», свою краткую жизнь он должен наполнить серьезным трудом, «а у него не о том забота»; ваятель предался тщеславию, он поглощен мыслью о том, чтобы в изображении идола достигнуть такого совершенства, чтобы соперничать
Мысль обоих стихов такая: самый материал, над которым работает ваятель, должен был бы напоминать ему о его происхождении и бренности и удерживать от дерзкого намерения изобразить сверхчувственное существо (8), однако ваятель не руководится этими высокими мотивами, он весь поглощен низменным тщеславием.
10. Сердце его - пепел, и надежда его ничтожнее земли, и жизнь его презреннее грязи;
10. Десятый стих делает общую оценку внутреннего ядра ваятеля идолов.
«Сердце его пепел…» , т. е. для всего высшего он умер, его мысли и чувства низменны, ничтожны.
– «Надежда его ничтожнее земли» , того самого материала, над которым он работает.
11. ибо он не познал Сотворившего его и вдунувшего в него деятельную душу и вдохнувшего в него дух жизни.
11. Указанный в десятом стихе низкий образ мыслей и жизни ваятеля идолов имеет свое основание в недостатке познания истинного Бога: «ибо он не познал Сотворившего его, вдунувшего в него деятельную душу и вдохнувшего в него дух жизни» . Некоторые толковали ссылаются на приведенные слова в доказательство, что писатель кн. Премудрости различает не две, а три части человеческого существа; кроме тела, еще «деятельную душу» и «дух жизни» . Первая означает принцип мысли и хотения в человеке, второй - начало животной жизни. Но такое объяснение не согласуется с другими местами книги, где писатель определенно говорит о двух частях человеческого существа - теле и душе ( I: 4 ; VIII: 19 ; IX: 15 ). Поэтому правильнее в этом выражении видеть параллелизм.
12. Они считают жизнь нашу забавою и житие прибыльною торговлею, ибо говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла.
12. «Они считают жизнь нашу забавою, и житие прибыльною торговлею…» Эти слова изображают легкомыслие тех людей, которые не признают серьезного значения за человеческой жизнью. Сделанный здесь писателем переход от единственного числа к множественному ( «они» ) говорит о том, что взятый им пример ваятеля представляет собой тип известного сорта людей. Они «говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла» . Злом здесь писатель называет делание идолов (ср. 6 ст.). Значит, к приготовлению идолов ваятелей побуждало стремление к наживе, а не религиозное чувство (подобный пример указывается в Деян XIX, с 23 ст. [ 497 ]).
13. Впрочем такой более всех знает, что он грешит, делая из земляного вещества бренные сосуды и изваяния.
13. По тринадцатому стиху видно, что писатель, как и в XIV: 29 , представляет такого человека, который сознает ничтожество идолопоклонства и лишь лицемерно продолжает оставаться на его стороне, чтобы использовать для своей выгоды суеверия своих ближних. Поэтому «такой (человек) более всех знает, что он грешит, делая… изваяния» .
14. Самые же неразумные из всех и беднее умом самых младенцев - враги народа Твоего, угнетающие его,
14. С четырнадцатого по 17 ст. писатель вообще говорит о неразумности идолопоклонства, основываясь главным образом на том, что поклоняющиеся идолам почитают мертвое. Под «врагами народа Твоего» нередко разумеют древних египтян, поработителей евреев, сопоставляя это выражение с X: 15 . Но, принимая во внимание настоящие времена глаголов, правильнее разуметь здесь египтян современных писателю, или, может быть, писатель разумел вообще чужие народы, которые тогда подчиняли своему господству евреев.