Толковая Библия. Ветхий Завет. Пятикнижие

Лопухин Александр Павлович

«добро и зло…» — здесь так же, как и раньше (II:9), берутся в смысле универсального познания, как бы крайнего его полюса.

6. Грехопадение прародителей.

6. И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает познание…» Когда диаволу удалось не только уничтожить в Еве страх смерти, но и пробудить в ней честолюбивые помыслы широкого познания

и высокого могущества (как боги), то в душе ее, строго говоря, уже совершился процесс мысленного падения; оставалось только, чтобы это греховное настроение обнаружилось вовне, выразилось в преступном деянии. Тут на помощь искусителю пришло непосредственное впечатление от самого запрещенного древа, раздражающе повлиявшее на все ее чувства. В этом последнем, так картинно и глубоко-психологично изображенном в Библии, акте грехопадения Евы основательно находят все те три главных типа греха, которые Апостол Иоанн (1 Ин II:16 [301]) различает, как похоть плоти (хорошо для пищи), похоть очес (приятно для глаз) и гордость житейская (вожделенно, потому что дает знание).

«и ела, и дала также мужу своему…» Прельщенная соблазнительной речью диавола и окончательно отуманенная чувственным раздражением от древа, Ева срывает запрещенный плод и вкушает от него (2 Кор XI:3 [302]). Павши сама, она спешит приобщить к своему поступку и мужа, делая это, по мнению большинства толковников, без особенного злого умысла, так как яд греха еще не успел проникнуть в ее душу и отравить спокойствие совести.

«и он ел…» Если Еву в падении, до некоторой степени, извиняла ее сравнительная природная слабость, преувеличенно-формальное и чисто внешнее представление о заповеди, наконец, непосредственно-чувственное впечатление от древа, то Адам, получивший от самого Бога грозную заповедь и на самом себе испытавший столько проявлений божественной любви, не имел никаких смягчающих его вину обстоятельств, так что его грех есть чисто духовное преступление и тяжелее греха Евы (Рим V:12 [273], 14 [303]; 1 Кор XV:21–22 [304]; 1 Тим VI:14 [305]).

7. Обличение их Богом.

7. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания.

«и открылись глаза…» Таким образом, предсказание искусителя сбылось, — но вместо чувства довольства и радости падение произвело лишь ощутительную скорбь и беспокойство.

«и узнали они, что наги…» Поскольку раньше нагота служила синонимом детской невинности и чистоты первых людей (II:25), постольку теперь мучительное ощущение ее стало победным знаком грубой чувственности и греха (Рим VI:12–14 [306]; VII:4 [307], 8 [308]; Кол III:5 [309]). «Внешнее око, — по глубокомысленному выражению Оригена, — открылось после того, как закрылось духовное».

«и сшили смоковные листья и сделали себе опоясания…» Такова, по свидетельству Библии, была первая одежда человечества; и это стоит в полном согласии как с универсальной традицией древности, так и с историей человеческой культуры.

8. И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Гоcпода Бога между деревьями рая.

«И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю…» Очевидно, здесь идет речь об одном из тех богоявлений, которыми характеризуется первобытная эпоха — время особенной близости и непосредственных сношений Бога с человеком. Что касается самого характера этого богоявления, то, судя по описанию, оно имело доступный внешним чувствам,

следовательно, конкретный характер, что подтверждается также и всем последующим контекстом. В этом же, наконец, утверждают нас и аналогичные с данным, другие выражения Библии (Лев XXVI:12; Втор XXIII:14–15; 2 Цар V:24 [310]; Исх IX:23; Иов XXXVII:4–5 [311]; Пс XXXIX:3 [312] и др.).

«во время прохлады дня…» или, по более близкому к еврейскому тексту переводу, — «в веянии, в вечере дня». Одни видят здесь указание на время богоявления — именно на вечернюю прохладу дня, другие — на образ его (Иов XXXVIII:1 [313]), т. е. на любвеобильную готовность Господа простить падших прародителей в случае их искреннего раскаяния.

«и скрылся…» Страх больной совести падших людей, утративших свою невинность и чистоту, настолько помрачил их умственные способности, что они думали было скрыться от Всевидящего и Вездесущего (Иер XXI:14 [314]; Ам IX:3 [315]), ища в своем наивном ослеплении убежища от Него под листьями деревьев рая.

9. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: (Адам,) где ты?

«Адам, где ты?» В этом вопросе отнюдь не обнаруживается неведение, а слышится лишь призыв божественной любви, обращенной к грешнику для его покаяния. По толкованию святого Амвросия, Бог спрашивает Адама не столько о том, в каком месте, сколько о том, в каком состоянии они находятся.

10. Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся.

«голос Твой я услышал…, и убоялся… потому что я наг…» Вместо искреннего и чистосердечного раскаяния, Адам прибегает к ложным извинениям — самооправданию, чем, конечно, только усиливает тяжесть сей вины.

11. И сказал (Бог): кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?

«не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил…» Божественное милосердие неизреченно: как бы идя навстречу ложной стыдливости и греховной косности человека, Бог сам предположительно называет его вину; последнему оставалось только, подобно блудному сыну евангельской притчи, из глубины сокрушенного сердца воскликнуть: «я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим». Но человек, по действию греха, оказался неспособным этим непосредственным покаянием восстать от своего падения.

12. Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел.

«жена, которую Ты мне дал…» Вместо должного раскаяния Адам позволяет себе грубое самооправдание, в котором он дерзает даже как бы укорять самого Бога за дарование ему того, что прежде он считал желанным для себя благом (II:18, 20).

13. И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела.

«змей обольстил меня…» В ответе жены, хотя и не отрицается сам факт нарушения заповеди, но точно также слагается ответственность за него и переносится на другого. Это самооправдание падших прародителей — очень характерная черта всех упорных грешников, свидетельствующая об их нравственном огрубении. Сам факт прельщения жены змием удостоверяется в Священном Писании очень легко (2 Кор XI:3 [302]; 1 Тим II:14 [296]).